JК
Мой брат Михаэль :: Стюарт Мэри
Страница: 59 из 190Пожалуйста,входите.
Повернулся и ушел в комнату. Почти все сейчас и потом говорилось по-гречески, я ничего не понимала, следила только за эмоциональным фоном беседы. Саймон потом все перевел. Я сразу поняла, что тут не особенно рады нас видеть, и так уже привыкла к греческому чудесному гостеприимству, что возмутилась. Понятно почему старик не говорил со мной, я — женщина, но отвергать протянутую руку… Я в сомнении посмотрела на Саймона. Он подмигнул и пропустил меня вперед.
Пол единственной в доме квадратной комнаты был сделан из струганых досок, на вымытых белых стенах висели картины со святыми. Свет шел из голой электрической лампочки. В углу стояла старомодная плита, над ней — полки, закрытые голубой занавеской, за которой явно скрывались еда и посуда. У одной стены — кровать, накрытая коричневым одеялом и явно днем используемая, как диван. Сверху — мадонна с младенцем, перед ними — красная лампочка. Комод, стол, кухонные стулья, скамейка, покрытая тканью. На полу один тканый коврик, красный и зеленый, как попугай. Великая бедность и страстная чистота.
У плиты сидела старая женщина, вся в черном и с покрытой головой. Она улыбнулась мне, показала на стул и замолчала, уронив руки на колени. Саймон сел около двери, старик — на скамейку. Они молча смотрели друг на друга, когда раздались быстрые шаги. Юноша вбежал с балкона и остановился — одна рука на дверях, другая заткнута за ремень.
Повернулся и ушел в комнату. Почти все сейчас и потом говорилось по-гречески, я ничего не понимала, следила только за эмоциональным фоном беседы. Саймон потом все перевел. Я сразу поняла, что тут не особенно рады нас видеть, и так уже привыкла к греческому чудесному гостеприимству, что возмутилась. Понятно почему старик не говорил со мной, я — женщина, но отвергать протянутую руку… Я в сомнении посмотрела на Саймона. Он подмигнул и пропустил меня вперед.
Пол единственной в доме квадратной комнаты был сделан из струганых досок, на вымытых белых стенах висели картины со святыми. Свет шел из голой электрической лампочки. В углу стояла старомодная плита, над ней — полки, закрытые голубой занавеской, за которой явно скрывались еда и посуда. У одной стены — кровать, накрытая коричневым одеялом и явно днем используемая, как диван. Сверху — мадонна с младенцем, перед ними — красная лампочка. Комод, стол, кухонные стулья, скамейка, покрытая тканью. На полу один тканый коврик, красный и зеленый, как попугай. Великая бедность и страстная чистота.
У плиты сидела старая женщина, вся в черном и с покрытой головой. Она улыбнулась мне, показала на стул и замолчала, уронив руки на колени. Саймон сел около двери, старик — на скамейку. Они молча смотрели друг на друга, когда раздались быстрые шаги. Юноша вбежал с балкона и остановился — одна рука на дверях, другая заткнута за ремень.