Сельва не любит чужих   ::   Вершинин Лев

Грохочет, ревет, разрывается воздух, мгновенно пропитавшийся тревогой. И еще до того, как в гридницу врывается бледный до синевы домовой осавул, взглядам семерых, сгуртившихся у окна, открывается страшная картина.

Там, далеко, за лесными Кучмами, выкрашивая серое небо в смолистую чернь, клубится, растекается по сторонам тяжелый дым, изредка пробиваемый багровыми взблесками. Так не горит лес; нечему пылать там, на юге, среди голых болот. Это полыхает людское жилье, и, видно, некому гасить пожар, если с каждым мигом дым становится все гуще и гуще…

— Йосиповка? — испуганно спрашивает вуйк Ищенок; кажется, он просит братьев сказать ему: это не так.

В несколько голосов его успокаивают:

— Нет, Андрий… нет!

Но старшина Андрий уже и сам соображает, что зарево, слава Богу, встало в стороне от земель его рода.

Горит Мельникивка.

И, похоже, не только она. От одного поселка, пусть и немалого, дымы не застили бы полнеба.

Весь достаток Мельников уходит в тучи, обращаясь в ничто, и лик вуйка Тараса, оторвавшегося наконец от окна, темен, словно пропитан все тем же иссиня-черно-багровым дымом.

— Кажись, тебе уже ответили, брате Остап? Вуйк Мельников молчит. А потом отзывается. Откликается просто и понятно. Все потайные слова навсегда вылетели из его памяти, остались лишь обычные, и не все из них можно произносить в присутствии собратьев.

— На палю. До шибеньци. Уcix. Пид корень, — хрипит он, и зубы его жутко поскрипывают.