JК
Сельва не любит чужих :: Вершинин Лев
Страница: 75 из 138Вам даже дадут подъемные!
И, наверное, столько боли было в голосе Роджера Танаки, что на сей раз толмач кивнул, а в глазах его появилось нечто, немного похожее на уважение.
Он перевел, и видно было, что перевод дается ему нелегко. А когда заговорил старик, тот, который моложе, начал переводить его речь от первого лица. Это оказалось для него трудным делом, и он с усилием подыскивал слова, косясь на вуйка, говорившего безостановочно и плавно.
— Ты говоришь: уходите? — сдержанно, не повышая голоса, говорил старик. — Ты говоришь: вам подарят новую землю? Я стар, мальчик. Я старше всех, кого знаю. И я не могу понять: неужели родную землю можно продать тому, кто захочет ее купить? Разве мать отдают насильнику, подчиняясь его мощи? Неужели ты сумел бы поступить так?
Говоря, он внимательно следил за побагровевшим лицом Роджера Танаки, и в глазах его не было ненависти.
— Я, Тарас Мамалыга, вуйк рода Мамалыг, говорю от своих людей и от семи родов, готовых нас поддержать: по-вашему не будет. Эта планета стала нашей матерью, а мать не дано выбирать никому, но если бы нам было дано, унсы не пожелали бы себе иной. Нам нет дела до равнин, но здесь, в предгорьях, наша земля, и Железный Буйвол не будет пастись в наших огородах. Мы живем мирно, человек, и пока ваша тропа еще не пересеклась с нашей, мы будем вести себя мирно. Но если те, кто послал тебя, хотят войны, то, клянусь Незнающим, мы станем сражаться с вами, и мы сможем пролить нашу кровь…
Бесхитростное красноречие вуйка Тараса, пускай и не в лучшем из переводов, не оставило бы равнодушным даже утес.
И, наверное, столько боли было в голосе Роджера Танаки, что на сей раз толмач кивнул, а в глазах его появилось нечто, немного похожее на уважение.
Он перевел, и видно было, что перевод дается ему нелегко. А когда заговорил старик, тот, который моложе, начал переводить его речь от первого лица. Это оказалось для него трудным делом, и он с усилием подыскивал слова, косясь на вуйка, говорившего безостановочно и плавно.
— Ты говоришь: уходите? — сдержанно, не повышая голоса, говорил старик. — Ты говоришь: вам подарят новую землю? Я стар, мальчик. Я старше всех, кого знаю. И я не могу понять: неужели родную землю можно продать тому, кто захочет ее купить? Разве мать отдают насильнику, подчиняясь его мощи? Неужели ты сумел бы поступить так?
Говоря, он внимательно следил за побагровевшим лицом Роджера Танаки, и в глазах его не было ненависти.
— Я, Тарас Мамалыга, вуйк рода Мамалыг, говорю от своих людей и от семи родов, готовых нас поддержать: по-вашему не будет. Эта планета стала нашей матерью, а мать не дано выбирать никому, но если бы нам было дано, унсы не пожелали бы себе иной. Нам нет дела до равнин, но здесь, в предгорьях, наша земля, и Железный Буйвол не будет пастись в наших огородах. Мы живем мирно, человек, и пока ваша тропа еще не пересеклась с нашей, мы будем вести себя мирно. Но если те, кто послал тебя, хотят войны, то, клянусь Незнающим, мы станем сражаться с вами, и мы сможем пролить нашу кровь…
Бесхитростное красноречие вуйка Тараса, пускай и не в лучшем из переводов, не оставило бы равнодушным даже утес.