Семь отмычек Всевластия   ::   Краснов Антон

Вавила Андреич обрадовался:

– Коней и дев-полонянок могу взять себе? Сколь великодушен твой дар, чужеземец!

– Да, я такой, – недовольно проворчал Женя Афанасьев, в которого угодил-таки упомянутый кусок баранины. – Я миролюбием дивен. Всякому татю рад гривну дати. Только ты, Вавила, и дружинника своего не обидь.

– Да я ж всем наибольшим дружинникам дам по коню! – великодушно объявил Вавила. – Для ча мне шесть лошадей? Возьму себе только Курултая! На котором ты сейчас едешь. Никакой воевода русский не может похвастать, что у него два коня, на которых ездил сам хан Батый поганый!

– Погоди, – удивился Женя, – почему два, воевода? Ты же сказал, что оставишь себе одного Курултая? Тем более на остальных лошадях хан и не ездил, только на Курултае!

На замотанном тряпками лице воеводы проклюнулась улыбка и распустилась сиянием по всей бороде. Он игриво схватил одну из девиц за голое бедро, а потом хмыкнул:

– Эге! Так я, ча, не сказывал! Я уж восхотел было похвалиться на заставе, да беда – Горыныч прилетел и не дозволил досказати, ча! Когда был я в рати Евпатиевой и полонили меня окаянные, призвал нас хан Батый пред очи свои неправедные…

– Это мы уже слышали.

– И сказал: «Возьмите тело Коловрата Евпатия и предайте его сырой земле! А чтобы упокоился он с миром, возьмите моего коня и везите его в землю вашу». Так что у меня в конюшне стоит один Батыев жеребец, а теперь и два будет, – похвастался воевода.

Эллер и Афанасьев переглянулись. И, не сговариваясь, завопили в голос. Да что же это!..