Семь стихий   ::   Щербаков Владимир

Даже стыдливая мимоза не сложила бы свои листья, настолько осторожен был поиск. Ведь требовалась всего одна живая клетка: потом в лаборатории из нее вырастет целое растение. Вся коллекция умещалась в небольшой коробке. В фитотроне из нее поднимется лес: в маленьких прозрачных каплях смолы, сохранявшей живое, уже были и клетки маньчжурского ореха, и амурский бархат, и рябинолистник, и тяжелые ильмы с корой стального цвета. И "нижний этаж": амурская сирень, актинидии, багульник, барбарис амурский.

На марях мы находили белозор, водянику, разноцветные мхи. Здесь росли вереск, клюква, голубика. Входя снова в полосу разнотравья, мы удивлялись пламеневшим цветам лилий и оранжевым саранкам, светящимся с приходом сумерек.

Словно драгоценными камнями, любовался Янков прозрачными кусочками смолы. Разумеется, клеток, законсервированных до случая, сквозь смолу не было видно, слишком уж они малы. На каждой бусинке мы писали несмываемой краской номер, чтобы потом можно было разобраться в этом богатстве.

К ночи мы запалили костер под сенью огромного тополя. Внизу о чем-то бормотали струи Кедровой. У нас здесь было почти темно, и красный огонь в ясном прозрачном воздухе напоминал лампу. Багровые языки легко поднимались вверх, свет их был ровным, без искр и дыма. А далеко-далеко, в той стороне, где сопки убегали к морю, еще висели позолоченные облака.