Семь стихий   ::   Щербаков Владимир

А на верхнем этаже зал, открытый, без стекол, с высокими колоннами под серебряными капителями, с дикими виноградными лианами, обвивающими мрамор и дальневосточный гранит, с защитными полями, отводящими непогоду, ветер, дождь, полный желто-зеленого света, как аквариум. Широкие проемы между колоннами пропускали так много света с улицы, что казалось, вот-вот подует ветер, если там, снаружи, качаются деревья... Но здесь было неуютно, и неизвестные мне люди - не то просители, не то посетители, не то прожектеры, точно сошедшие со старых полотен, - с трудом, казалось, привыкали к этой современной, но неподдельной роскоши.

Ольмин оказался шатеном среднего роста, с обаятельным лицом - он меньше всего был похож на того физика, о котором я вспоминал и которого, казалось, так живо мог бы себе представить. Нет, тот был бы другим... И все споры здесь были об отношении к эксперименту. Сопротивляясь чьей-то воле, Ольмин старался превратить его в начало самого дела. Он вовсе не был похож на одержимого, и только манера говорить иногда выдавала его. Ему не нужна была ни электронная память, ни записи, ни особый настрой. Я слышал, как он убеждал, не повышая голоса, с какой-то даже интонацией утомления сообщая цифры, формулы, легко превозмогая собеседника, делая его союзником. Я не мог понять, в чем источник этой гипнотической силы. Искал его - и не находил. Оппоненты ссылались на авторитет науки.