Семь стихий   ::   Щербаков Владимир

Оправдались опасения: меня решили задержать здесь, в этом вместилище гармонии и древней, полузабытой красоты. За мной наблюдали, словно я впал в детство. Несколько дней благородного безделья были обеспечены: мне не разрешали работать. На третий день стало тоскливо, и я стал жаловаться. Наблюдение за мной усилилось. Я попался, как школьник, при попытке к бегству.

Если бы можно было поселиться где-нибудь в лесной избе, в одиноком доме, куда идешь-идешь и конца не видно дороге! Забрести туда и потрогать руками бревенчатый, высушенный солнцем сруб, а потом войти.

А здесь, у стекла большого зала, как в раме, красовались ослепительные облака и море. "Ну что тебе надо? - подумал я. - Как жить-то будешь?" Какое-то чувство обыденности и безысходности охватило меня, и я подумал, что тысячу раз уже спрашивал себя о том же, а мимо молча и быстро летели дни и годы. Другое "я" заставляло меня мучиться от бессонницы под южными звездами, вдыхать ночные запахи, и думать, и мучиться - это "я" было равнодушно к ясным линиям солнечной живописи.

Можно ли представить в этом зале прощание князя Андрея Болконского с маленькой княжной? И как бы прозвучали эти два запомнившихся слова: "Андрэ, уже?" - здесь, среди этого великолепия, в пространстве, очерченном высокими плоскостями стен и квадратом матового потолка? Здесь - у сказочного берега, в те далекие времена казавшегося наверняка недостижимым. Или несуществующим.