Московский душегуб   ::   Афанасьев Анатолий

– Он тоже был папа, родной, единственный, – безутешно всхлипывал Митя. – Замочили папочку, падлы!

– Молчать! – рявкнул Грум. – Да, убили папочку, не пожалели. Теперь твой сыновний долг – отомстить негодяям. – Грум повернулся к Косте Шмырю:

– С тобой что такое, Костя? Чего-то ты мне сегодня не нравишься.

– Да нет, ничего. Голова немного болит… Ну и кто же постарался?

– Не догадываешься? Его превосходительство Крест.

Пока мы с ним в бирюльки играли, он и подсуетился.

Костя Шмырь с удивлением отметил, что Грум вдруг начал как-то неуловимо подражать Благовестову – в манере говорить, в знакомом резком вскидывании подбородка и даже в интонации. Но выходило это у него не грозно, а забавно. "Нет, Кеша, – подумал Шмырь, – далеко тебе до Елизара. Замах не тот". Тут же он проклял и Любку с ее вечной ненасытностью, и вчерашнюю пьянку. Денек, видно, предстоял хлопотный, а мозги, скованные спиртом и недосыпом, проворачивались с натугой несмазанных мельничных жерновов.

– Главное, – сказал Иннокентий Львович, – не промедлить. Алешка теперь не остановится. Он в эйфории.

Или мы его немедленно урезоним, или – война. Живой он больше никому не нужен, это ты понимаешь?

– Приказывайте, – усмехнулся Шмырь. – Наше дело исполнять.

Зазвонил телефон, и пока Грум коротко что-то отвечал в трубку, Шмырь закурил, пытаясь табачком разогнать свинцовую одурь.