JК
Сказание о рыцаре Гуго :: Вершинин Лев
Страница: 4 из 6И что в сравнении с этим глупая жажда богатства? Иди же, спеши вперед, Буланый!
Сумерки, высланные вперед воительницей-ночью, медленно подползали к лесу, вжимаясь в траву, но уже и пробуя приподняться, обвить стволы и проникнуть ввысь, под переплетение крон. Воздух медленно тускнел, солнечные лучи все более выцветали, растворяясь в пока еще слабом багрянце недоброй луны, круглой, как новенькая монета. Такую луну любят оборотни, ибо она — покровитель нечистых промыслов.
Медленно отступал день, но чем гуще уплотнялись тени под сводом ветвей, тем холоднее дышал ветер, и, неотделимое от него, убивающего дневное тепло, воцарялось в лесу безмолвие, вязкое и непроницаемое, словно комок смолы, загустевшей на донышке кувшина со старым мозельвейном. Лишь изредка, уже неразличимый и оттого вдвойне страшный, проносился среди листвы некто, разгоняя тусклое марево шелестящими крыльями: демон ли, ночная ли птица, а быть может — грешная душа одного из несчастных, что нашли последний приют в траве у ног Железного Рыцаря. Проносился некто — быстро и незримо, овевая гнилостной вонью лицо Гуго, — и тогда резко, как ятаган сарацина, вспарывал ажурное покрывало заката короткий, кровь леденящий вопль, исполненный угрозы и неизъяснимой муки. Взметался ввысь, стремясь испить лунного мерцания, но бился о темень свода и обрывался, бессильный и затухал, и прорезь в вязкой тишине затягивалась, подобно ране, обильно смазанной бальзамом.
Не единожды в холодном поту проснется несчастный, услышавший такой крик. Проснется, оглядится безумно по сторонам — и вознесет молитву Пречистой, моля отвести адские козни. И вряд ли заснет до утра.
Сумерки, высланные вперед воительницей-ночью, медленно подползали к лесу, вжимаясь в траву, но уже и пробуя приподняться, обвить стволы и проникнуть ввысь, под переплетение крон. Воздух медленно тускнел, солнечные лучи все более выцветали, растворяясь в пока еще слабом багрянце недоброй луны, круглой, как новенькая монета. Такую луну любят оборотни, ибо она — покровитель нечистых промыслов.
Медленно отступал день, но чем гуще уплотнялись тени под сводом ветвей, тем холоднее дышал ветер, и, неотделимое от него, убивающего дневное тепло, воцарялось в лесу безмолвие, вязкое и непроницаемое, словно комок смолы, загустевшей на донышке кувшина со старым мозельвейном. Лишь изредка, уже неразличимый и оттого вдвойне страшный, проносился среди листвы некто, разгоняя тусклое марево шелестящими крыльями: демон ли, ночная ли птица, а быть может — грешная душа одного из несчастных, что нашли последний приют в траве у ног Железного Рыцаря. Проносился некто — быстро и незримо, овевая гнилостной вонью лицо Гуго, — и тогда резко, как ятаган сарацина, вспарывал ажурное покрывало заката короткий, кровь леденящий вопль, исполненный угрозы и неизъяснимой муки. Взметался ввысь, стремясь испить лунного мерцания, но бился о темень свода и обрывался, бессильный и затухал, и прорезь в вязкой тишине затягивалась, подобно ране, обильно смазанной бальзамом.
Не единожды в холодном поту проснется несчастный, услышавший такой крик. Проснется, оглядится безумно по сторонам — и вознесет молитву Пречистой, моля отвести адские козни. И вряд ли заснет до утра.