JК
Мужчина для досуга :: Бестужева Светлана
Страница: 163 из 204А как она называется?
— «Ауди». Вон же эмблема на радиаторе.
Господи, ну откуда же мне знать, что вот эти кольца — эмблема? Олень в прыжке — понятное дело, «Волга». Ладья под парусом — тоже знакомый символ. Но до чего все-таки мужчины любят блестящие игрушки! Никогда не наиграются, особенно в солдатики и машинки.
В машинах такого класса мне ездить еще не приходилось. Да и вряд ли придется в ближайшем будущем, если честно. Так что я постаралась извлечь из поездки максимум удовольствия и старалась не думать о том, куда и зачем мы едем. Это оказалось не так уж и сложно, если учесть, что Павлу было практически не до меня: то и дело звонил сотовый телефон, велись какие-то непонятные мне переговоры. Впрочем, я не вслушивалась: лучший способ не проговориться — это ничего не знать, да и чужие секреты мне были ни к чему — от своих не знаешь куда деваться.
Но уже на подъезде к кладбищу мне стало резко не по себе. Сразу вспомнила, как почти год тому назад мне пришлось ехать сюда, чтобы захоронить урну: ни Нина, ни ее муж пальцем не шевельнули после того, как Валерия кремировали. Одна я ездила на Хованское кладбище, чтобы забрать из крематория прах, потом везла его в метро через весь город. Чистый Хичкок: в битком набитом вагоне стоит женщина, а в ногах у нее — пластиковая сумка с урной. Обхохочешься! В общем, вспоминать это не хотелось, но и деваться от воспоминаний было некуда. Не хватало только заплакать: в носу у меня и так предательски пощипывало.
— «Ауди». Вон же эмблема на радиаторе.
Господи, ну откуда же мне знать, что вот эти кольца — эмблема? Олень в прыжке — понятное дело, «Волга». Ладья под парусом — тоже знакомый символ. Но до чего все-таки мужчины любят блестящие игрушки! Никогда не наиграются, особенно в солдатики и машинки.
В машинах такого класса мне ездить еще не приходилось. Да и вряд ли придется в ближайшем будущем, если честно. Так что я постаралась извлечь из поездки максимум удовольствия и старалась не думать о том, куда и зачем мы едем. Это оказалось не так уж и сложно, если учесть, что Павлу было практически не до меня: то и дело звонил сотовый телефон, велись какие-то непонятные мне переговоры. Впрочем, я не вслушивалась: лучший способ не проговориться — это ничего не знать, да и чужие секреты мне были ни к чему — от своих не знаешь куда деваться.
Но уже на подъезде к кладбищу мне стало резко не по себе. Сразу вспомнила, как почти год тому назад мне пришлось ехать сюда, чтобы захоронить урну: ни Нина, ни ее муж пальцем не шевельнули после того, как Валерия кремировали. Одна я ездила на Хованское кладбище, чтобы забрать из крематория прах, потом везла его в метро через весь город. Чистый Хичкок: в битком набитом вагоне стоит женщина, а в ногах у нее — пластиковая сумка с урной. Обхохочешься! В общем, вспоминать это не хотелось, но и деваться от воспоминаний было некуда. Не хватало только заплакать: в носу у меня и так предательски пощипывало.