JК
Смело мы в бой пойдем :: Авраменко Александр
Страница: 122 из 432Ну, проедемся по ним на танке, чтоб не болтали потом, чего не надо.
Он смотрит на меня почти с сочувствием.
– Дурак ты, Соколов. Не буду я ничего говорить. Я – коммунист, таких как вы-бил и бить буду, если жив останусь. А батюшке вашему – в рожу плюну, раз не сумел пристрелить его в бою.
Так. Вот и поговорили. Дурак, ты хоть знаешь, что тебя ждет, если ты отцу Михаилу в лицо плюнешь? Думать даже не хочется. А ведь плюнет. Знаю я таких, упертых.
Так, плюнет, а ну как потом из него по словечку весь наш разговор вытянут? Могут. Запросто. Ну, нет, мы так не договаривались…
– Ладно, Ковалев, – я помогаю ему подняться, – иди, раз так. Иди, коммунист…
Он делает несколько шагов в сторону и я, выхватив из кобуры дареный Максом маузер, быстро выпускаю ему в спину пять пуль. Еще одну – в голову, для верности. Ко мне уже со всех сторон бегут всполошенные выстрелами бойцы.
– Господин капитан! Господин капитан! Что случилось?
– Что это ты, сыне, в однокашника-то своего? А?
– Пытался бежать, однокашник. – хорошо, что лицо у меня в крови. – В лицо дрызнул и тягу. Чуть не ушел.
– От как оно с грешниками о душе беседовать, – отец Михаил ласково кладет мне руку на голову. – Ты, сыне, за веру в людскую совесть пострадал. Не озлобься только на всех людей.
С этими словами он идет обратно, к пленным. Я смотрю ему вслед и думаю: а этот, вроде, и ничего. Нормальный человек. Потом перевожу взгляд на Ковалева, лежащего в пыли.
Он смотрит на меня почти с сочувствием.
– Дурак ты, Соколов. Не буду я ничего говорить. Я – коммунист, таких как вы-бил и бить буду, если жив останусь. А батюшке вашему – в рожу плюну, раз не сумел пристрелить его в бою.
Так. Вот и поговорили. Дурак, ты хоть знаешь, что тебя ждет, если ты отцу Михаилу в лицо плюнешь? Думать даже не хочется. А ведь плюнет. Знаю я таких, упертых.
Так, плюнет, а ну как потом из него по словечку весь наш разговор вытянут? Могут. Запросто. Ну, нет, мы так не договаривались…
– Ладно, Ковалев, – я помогаю ему подняться, – иди, раз так. Иди, коммунист…
Он делает несколько шагов в сторону и я, выхватив из кобуры дареный Максом маузер, быстро выпускаю ему в спину пять пуль. Еще одну – в голову, для верности. Ко мне уже со всех сторон бегут всполошенные выстрелами бойцы.
– Господин капитан! Господин капитан! Что случилось?
– Что это ты, сыне, в однокашника-то своего? А?
– Пытался бежать, однокашник. – хорошо, что лицо у меня в крови. – В лицо дрызнул и тягу. Чуть не ушел.
– От как оно с грешниками о душе беседовать, – отец Михаил ласково кладет мне руку на голову. – Ты, сыне, за веру в людскую совесть пострадал. Не озлобься только на всех людей.
С этими словами он идет обратно, к пленным. Я смотрю ему вслед и думаю: а этот, вроде, и ничего. Нормальный человек. Потом перевожу взгляд на Ковалева, лежащего в пыли.