Страница:
44 из 77
И все вокруг искусственное: воздух искусственный, тепло искусственное, даже вес твой и тот искусственный…
Быков слушал не шевелясь.
— Ты этого не знаешь. Ты не спишь только потому, что чувствуешь себя на пороге: одна нога здесь, другая там. А вот Юрковский сейчас сидит и стихи пишет. О голубом небе, об озерных туманах, о белых облаках над лесной опушкой. Плохие стихи, на Земле в любой редакции таких стихов — килограммы, и он это прекрасно знает. И все-таки пишет.
Дауге захлопнул книжку и откинулся на спинку кресла, запрокинув голову.
— А кругленький Крутиков, наш штурман, конечно, гоняет по Москве на машине. С женой. Она за рулем, а он сидит и глаз с нее не сводит. И жалеет, что детишек рядом нет. Детишки у него живут в Новосибирске, у бабки. Мальчуган и девочка, очень славные ребята… — Дауге вдруг засмеялся. — А вот кто спит, так это Богдан Спицын, наш второй пилот. У него дом — в ракете. «Я, — говорит, — на Земле, как в поезде: хочется лечь и заснуть, чтобы скорее приехать». Богдан — небожитель. Есть у нас такие, отравленные на всю жизнь. Богдан родился на Марсе, в научном городке на Большом Сырте. Прожил там до пяти лет, а потом мать его заболела, и их отправили на Землю. И вот, рассказывают, пустили маленького Богдашу погулять на травке. Он походил-походил, залез в лужу да как заревет: «Домой хочу-у! На Марс!»
Быков радостно засмеялся, ощущая, как тает, сваливается с души тяжелый ком непонятных чувств.
|< Пред. 42 43 44 45 46 След. >|