Сумерки Зверя   ::   Ермаков Александр

Прах мы и в прахом иссыпимся, из навоза вырыты, навозом и обернемся. Суета сует и под луной зловоние нужников отхожих.

Бубнили, гугнявили, но ежеденный урок справно выполняли.

Трудолюбию приличные основания имелись.

По крестьянской закваске, разумела вдовица, что с голодной свиньи визгу много, сала мало.

За дырку от бублика, скупой стократно мошну трясет. Потому монахам плоть смирять отнюдь не предписывалось, наоборот, харчили долгополых плотно. Щи наваристы, каша со шкварками, к обеду шкалик непременный.

Вороватых поваров не держала вдовица.

Сыскался как-то один. Мошенник, расхититель. Мироед позорный.

На недовесе изловлен, судим и к суровой укоризне вердиктирован.

Обделенные корыстным кашеваром чернецы, истово молотили дубинами задницу, неправедными трудами раскормленную.

С той поры хозяйственных преступлений на кухне пресеклись.

Сыто жила братия. Только говоренное о щах да каше единственно черных монахов, послушников, иных незаметных, которые в подсобниках хаживали, касаемо.

Мастера, же, не в пример прочим, столовались отдельно. Вино из бочек особых, мясо козлят молочных, каплунчики на вертелах жареные, колбасы кровяные прямо со сковороды накаленной подаются, ушица на бульоне курином вскипает. Пиво черпалось без спросу. По утрецу квасок согласно вечернему отдыху. Братьям-мастерам и кельи особые. Скорее – нумера одноместные, но с лежанками просторными, на две персоны сколоченными.