Страница:
31 из 86
При этом взгляд его темных миндалевидных глаз упал на тонкую руку, испещренную коричневыми старческими пятнами.
Купец достал из резного ларчика баночку со сладко пахнущей мазью, тщательно втер ее в кожу рук, а после откинулся на подушки и закрыл глаза.
Мадзе Чау не питал к горам ненависти. Ненавидеть означало уступить страсти, а страсть, по мнению Мадзе Чау, служила признаком непросвещенного разума. Просто он не любил того, что символизировали горы — философы назвали бы это «зеркалом смертности». Горы вечны и неизменны — когда человек смотрит на них, эфемерность его натуры и слабость плоти становятся особенно явными. Да, плоть поистине слаба. Грядущее семидесятилетие вызывало у Мадзе Чау смесь беспокойства и дурных предчувствий.
Он отодвинул стенную панель, открыв прямоугольное зеркало. Редеющие волосы, туго стянутые назад и заплетенные на затылке, были черны, как в молодости, только седина у корней напоминала, что скоро нужно будет опять прибегнуть к краске. Морщины на тонком лице почти отсутствовали, но кожа на шее обвисла, и даже высокий ворот алого с золотом халата не мог больше этого скрыть.
Носилки качнулись вправо — это один из восьми носильщиков, устав от шестичасового перехода, споткнулся о камень. Мадзе Чау позвонил в золотой колокольчик, привешенный у окна. Носилки остановились и плавно опустились на землю.
Его раджни, Кисуму, открыл дверцу и протянул хозяину руку. Мадзе Чау оперся на нее и вышел, скользнув по камню шелковым подолом желтой, покрытой вышивкой верхней одежды.
|< Пред. 29 30 31 32 33 След. >|