JК
Тайна одной лаборатории :: Михановский Владимир Наумович
Страница: 204 из 245Да,когда я поднялся, приборы показали, что прошло ровно двадцать лет и мне, следовательно, не двадцать восемь, а сорок восемь… Голова кружилась. Неверной походкой я подошёл к окну. Меня переполняли какие-то новые, совершенно непривычные ощущения, довольно-таки неприятные. Дышалось тяжело, появилась одышка, зрение ухудшилось, и очки оказались слишком слабыми. К тому же сердце ныло тупой болью.
А когда я глянул в зеркало… Впрочем, я перед вами, и описывать то, что я увидел, не надо. Только тут мне стало понятно, что свершилось непоправимое. Бросившись к генератору, я, как обезумевший, стал нажимать кнопки и крутить верньеры. Но всё было тщетно. Чего я добивался? Не знаю. Ведь время течёт необратимо, это один из принципов мироздания.
В слепом отчаянии я повалился на койку (я жил в лаборатории). Зарывшись лицом в подушку, я замер. Через час встал и вышел на улицу купить сигарет. Швейцар, с которым столько лет мы были первыми друзьями, не узнал меня и долго глядел вслед… Правда, меня не узнавал почти никто.
Вечером мне в голову пришла мысль: если я не могу возвратиться в свои двадцать восемь лет, то у меня есть другая возможность — замедлить, насколько это возможно, ход собственного времени и прожить то, что мне осталось, по крайней мере на уровне сорока восьми с небольшим лет. Вот так я и живу теперь, заключил Питер Ланге. — Хожу, весь насквозь пропитанный полем замедления, как губка водой. Надо сказать, довольно неприятное ощущение, мистер.
А когда я глянул в зеркало… Впрочем, я перед вами, и описывать то, что я увидел, не надо. Только тут мне стало понятно, что свершилось непоправимое. Бросившись к генератору, я, как обезумевший, стал нажимать кнопки и крутить верньеры. Но всё было тщетно. Чего я добивался? Не знаю. Ведь время течёт необратимо, это один из принципов мироздания.
В слепом отчаянии я повалился на койку (я жил в лаборатории). Зарывшись лицом в подушку, я замер. Через час встал и вышел на улицу купить сигарет. Швейцар, с которым столько лет мы были первыми друзьями, не узнал меня и долго глядел вслед… Правда, меня не узнавал почти никто.
Вечером мне в голову пришла мысль: если я не могу возвратиться в свои двадцать восемь лет, то у меня есть другая возможность — замедлить, насколько это возможно, ход собственного времени и прожить то, что мне осталось, по крайней мере на уровне сорока восьми с небольшим лет. Вот так я и живу теперь, заключил Питер Ланге. — Хожу, весь насквозь пропитанный полем замедления, как губка водой. Надо сказать, довольно неприятное ощущение, мистер.