Татарский удар   ::   Идиатуллин Шамиль

Ты, значит, водку?

— А ты, значит, не чай. Водяры, а? А? Слабо?

— Слабо, dustym. Вон шампанское давай.

— А сало русское едят, — процитировал Борисов. — Французы ему плохие, шпионы, аэропорт испортили. А шампунь французский хлещет. Я тогда тоже шампунем начну — и без всяких документов. Ну их на хер. Да не три ты горлышко, извращенец, изувечишь всю тему. Давай сюда. Ничего не умеет, победитель великанов. Во как надо.

Борисов и впрямь сладил с вдовьей бутылкой за полминуты. Магдиев скептически посмотрел на пузырящееся золото в бокалах и сказал, вставая:

— Значит, так, Ромыч. Ты мне очень помог — не только мне, всем, народу целому. Погоди, я доскажу. Это важно. Мне было очень херово эти полгода. Я — вот честно сейчас — по ночам иногда просыпался и тихо, чтобы Фирка не услышала, думал: куда я попер, мудак, как муравей на, tege, каток дорожный. А когда бойня пошла, дети погибли, совсем стало… И я всегда — это совсем честно — всегда вспоминал, что ты в курсе всего и ты всегда прикроешь и поможешь. И все получалось… Ты знаешь, я думаю, Россия — пропащая страна, раз в ней выбирают Придорогина, а тебе дают семь процентов. Но Россия не пропащая страна, раз в ней такой и. о. президента. За тебя, друг.

— Танбулат, ты про Придорогина-то самого интересного… — сказал Борисов, вставая.

Но Магдиев поднял руку:

— Не, Ромыч, это мой тост. Потом скажешь, а пока пей. Короче, ты мой друг, лучший в жизни. Я за тебя, наверное, как за девок своих, жизнь отдам.