Не стреляйте в рекламиста   ::   Гольфман Иосиф

Но унять теперь уже своего любопытства не смогла и подалась к месту происшествия. Вот там и увидел Ефим Олежку. Хоть и ребенком был, но сразу понял: это насовсем. Слишком странной виделась торчащая из спины железина. Взрослый Ефим подумал бы "несовместимо с жизнью". Маленький таких слов не знал. Но от этого вовсе не было легче.

Рядом суетился Ефимин папа, командуя своим рабочим (Олежка тоже работал в его цехе, или, как все говорили - цеху), как ловчее положить Олежку в папину машину - "Москвич-407" (в городе их было три). Но Ефим уже все понял. Олега больше не будет никогда.

Баба Дуня весь вечер успокаивала мальца и, исчерпав запас песен и приговорок, полезла за бутылочкой красного.

- Господь простит, а Ольга не узнает, - пробормотала она. Ольга, Ефимина мама, как, впрочем, и папа, в это время пребывала на заводе. Береславский-старший командовал цехом, а она работала врачом в заводской санчасти: нормальная итээровская семья с неудачным распределением.

Нянька налила себе стакан, а пацану - полрюмочки, долив до краев чаем.

- Прости меня, грешную, - сказала она и выпила содержимое. Ефим тоже не заставил себя упрашивать. Ночь проспал хорошо, и наутро жизнь уже не казалась ему столь отвратительной.

Вспоминая этот случай, Береславский понимал, почему он ни разу в жизни так и не смог извлечь из своего сердца гневных филиппик по поводу отечественного пьянства. Жуткая жизнь и сладостный сон - притягательная сила алкоголя была прочувствована Ефимом с раннего детства.