JК
Тени Санктуария :: Асприн Роберт
Страница: 190 из 318Пока Лало ловил ртом воздух, Джилла одним прыжком подскочила к колыбельке и прижала ребенка к груди, укачивая и успокаивая его. Из окна доносились крики старших детей и их приятелей. Эти звуки смешивались со стуком тележных колес и зычными возгласами торговцев, расхваливающих товар на базаре.
- Вот видишь, что ты наделал? - сказала Джилла, когда малыш утих. Разве недостаточно того, что ты не приносишь в дом хлеба? Если не можешь заработать на достойную жизнь своей живописью, занялся бы лучше воровством, как все в этой навозной куче, которую называют городом. - Ее лицо, багровое от злости и жары, плавало над ним, как маска богини-демона Дирилы на фестивале.
"По крайней мере у меня еще осталась гордость, чтобы не опуститься до этого!" Слова, чуть было не сорвавшиеся с языка, напомнили Лало времена, когда портретист мог пренебречь богатым заказом какого-нибудь купца ради хорошей компании в "Распутном Единороге". Впоследствии, когда его менее уважаемые знакомые делились с ним горстью монет, гордость молчала и не интересовалась происхождением этих денег.
Нет, не гордость заставляла его оставаться честным, горько подумал Лало, а боязнь навлечь позор на Джиллу и детей, а также быстро исчезающая вера в собственный дар художника.
Он с трудом приподнялся на локте, все еще будучи не в силах встать на ноги.
- Вот видишь, что ты наделал? - сказала Джилла, когда малыш утих. Разве недостаточно того, что ты не приносишь в дом хлеба? Если не можешь заработать на достойную жизнь своей живописью, занялся бы лучше воровством, как все в этой навозной куче, которую называют городом. - Ее лицо, багровое от злости и жары, плавало над ним, как маска богини-демона Дирилы на фестивале.
"По крайней мере у меня еще осталась гордость, чтобы не опуститься до этого!" Слова, чуть было не сорвавшиеся с языка, напомнили Лало времена, когда портретист мог пренебречь богатым заказом какого-нибудь купца ради хорошей компании в "Распутном Единороге". Впоследствии, когда его менее уважаемые знакомые делились с ним горстью монет, гордость молчала и не интересовалась происхождением этих денег.
Нет, не гордость заставляла его оставаться честным, горько подумал Лало, а боязнь навлечь позор на Джиллу и детей, а также быстро исчезающая вера в собственный дар художника.
Он с трудом приподнялся на локте, все еще будучи не в силах встать на ноги.