JК
Тропа каравана :: Суренова Юлиана
Страница: 34 из 378Иногда я вспоминаю, как в детстве, слушая истории караванщиков, или потом, уже в пути, читая их своды, меня поражал этот ужасный закон: убивать рожденных в снегах…
— Да, торговцы во все времена старались подгадать рождение ребенка к остановке в городе, женщины прибегали к различным уловкам, лишь бы родить не в снегах… Настоящие караванщики, не мы, изгнанники, верили, что тот, кто пришел в снегах, выжил он или нет, принадлежит не людям, а госпоже Айе, и должен быть отдан Ей. Но мы-то другие! Неужели ты жалеешь, что мы отказались от этого чуждого нашему сердцу закона? Неужели ты смог бы убить свою дочь только потому, что она родилась не в городе, а в повозке среди снегов?
— Конечно, нет. Но я говорю о другом… — он вздохнул, помолчал какое-то время, подбирая слова. — Если предчувствия не обманывают меня, если нам… Будет позволено остаться в родном городе, что станет с ней? Раньше я не задумывался над этим. Но… В последнем городе страж спросил мою девочку, не хочет ли она жить обычной жизнью, не скитаться по бесконечным дорогам среди ветров и стужи. Любая бы на ее месте ответила, что только об этом и мечтает!
— В каком бы поколении ты ни был караванщиком, ты хочешь вернуться в город. Это удивительно…
— Вот мы в дороге тринадцать лет, кажется, уже начали к ней привыкать.
— И все равно что-то влечет нас в города…
— Мы смирились со своей судьбой, но все еще надеемся на чудо.
— Наверно, потому, что мы родились в городе, там наша родина…
— Может быть, именно из-за этого караванщики и убивали детей, которые пришли на свет в пустыне. Они казались им… не такими, как все, ибо в них не было этого чувства. Для них светит, их влечет к себе иная звезда, — задумчиво пробормотал Атен. — Я чувствую это, когда смотрю в глаза Мати… Евсей, я не знаю, что делать.
— Да, торговцы во все времена старались подгадать рождение ребенка к остановке в городе, женщины прибегали к различным уловкам, лишь бы родить не в снегах… Настоящие караванщики, не мы, изгнанники, верили, что тот, кто пришел в снегах, выжил он или нет, принадлежит не людям, а госпоже Айе, и должен быть отдан Ей. Но мы-то другие! Неужели ты жалеешь, что мы отказались от этого чуждого нашему сердцу закона? Неужели ты смог бы убить свою дочь только потому, что она родилась не в городе, а в повозке среди снегов?
— Конечно, нет. Но я говорю о другом… — он вздохнул, помолчал какое-то время, подбирая слова. — Если предчувствия не обманывают меня, если нам… Будет позволено остаться в родном городе, что станет с ней? Раньше я не задумывался над этим. Но… В последнем городе страж спросил мою девочку, не хочет ли она жить обычной жизнью, не скитаться по бесконечным дорогам среди ветров и стужи. Любая бы на ее месте ответила, что только об этом и мечтает!
— В каком бы поколении ты ни был караванщиком, ты хочешь вернуться в город. Это удивительно…
— Вот мы в дороге тринадцать лет, кажется, уже начали к ней привыкать.
— И все равно что-то влечет нас в города…
— Мы смирились со своей судьбой, но все еще надеемся на чудо.
— Наверно, потому, что мы родились в городе, там наша родина…
— Может быть, именно из-за этого караванщики и убивали детей, которые пришли на свет в пустыне. Они казались им… не такими, как все, ибо в них не было этого чувства. Для них светит, их влечет к себе иная звезда, — задумчиво пробормотал Атен. — Я чувствую это, когда смотрю в глаза Мати… Евсей, я не знаю, что делать.