Твои руки, как ветер   ::   Фирсов Владимир

Я смотрю на кассеты с магнитофильмами, на стопки перфокарт, на грустные глаза осциллографов, и страшная тоска постепенно овладевает мной. Так бывает всегда, когда я долго не вижу Светлану. Но теперь причина другая. Я все время думаю об опыте.

На книжной полке, рядом с пультом, среди потрепанных радиотехнических справочников стоит много раз перечитанная книга Гуго Глазера "Драматическая медицина". Я беру ее с полки и снова ищу взглядом знакомые имена.

1802 год. Врач Уайт ввел себе гной чумного больного и умер. В 1817 году Розенфельд повторил его опыт и умер.

Годом раньше на Кубе Валли заразил себя желтой лихорадкой. До этого он привил себе сразу две болезни - чуму и холеру, но сумел выздороветь. Желтая лихорадка убила его.

Я листаю страницы этой книги героев. Какие люди! Мечников прививает себе возвратный тиф, Джон Гунтер и Линдманн заражают себя сифилисом. Известные и неизвестные врачи исследуют на себе рак, полиомиелит, дизентерию, позволяют кусать себя ядовитым змеям и бешеным собакам, глотают смертельные дозы ядов, неделями терпят голод и жажду, терзают себя в термои барокамерах. Но потом их боль, их страдания обернутся для человечества исцелением.

А я - имею ли я право на опыт?

Он абсолютно безопасен для здоровья. Я много часов провел в поле действующего прибора и знаю это совершенно точно. Меня тревожит совсем другое.

Дело в том, что опыт требует двоих.

Один - это я. Фактически я уже испытал прибор на себе. Но это только половина дела. Теперь следует довести опыт до конца. Опыт требует двоих.

Второй - это Светлана.