Банда 2   ::   Пронин Виктор

— Распутин, — озадаченно пробормотал Овсов, вглядываясь в бородатого мужикана этикетке. — Надо же, Распутин... Ишь, ты! А Гриша, как мне помнится, предпочитал сладкие вина... Бедный, Гриша, — и Овсов с хрустом свинтил пробку с горлышка бутылки. И вслушался в хруст — и по этому, вроде бы незначащему признаку, можно было определить качество водки. Пробка свинтилась хорошо, легко, четко. И разрыв ее металлических перемычек тоже был приятен для уха. У Овсова всегда портилось настроение, когда пробку приходилось сковыривать ножом, вилкой, зубами, обдирая в кровь пальцы и отбрасывать в сторону нечто жеваное, рваное, с торчащими во все стороны заусеницами. Но такое случалось лишь с отечественными бутылками, в которых плескалась странная жидкость, от которой тяжелели виски, судорожно колотилось сердце и сутками не проходила тянущая боль в желудке.

Овсов залпом выпил полстакана водки, прислушался к себе, осторожно поставил стакан на стол. Потом несмело, как бы стесняясь, взглянул на собственное отражение в окне и со вздохом откинулся на спинку стула.

— Ну вот, — пробормотал чуть слышно. — И хорошо.

— Добрый вечер, Степан Петрович, — простыня на двери колыхнулась и в просвете появилась девичья мордашка в белом больничном кокошнике. — Не помешала?

— А, Валя, — Овсов улыбнулся, не оборачиваясь. — Входи... Всегда рад тебя видеть.

— Да ну, рад видеть! Заливаете, Степан Петрович!

— Ничуть, — Овсов убежденно покачал головой, продолжая наблюдать за сестрой в оконном отражении.