В канун Рагнарди   ::   Чешко Федор

Дыбом встали волосы на голове и руках Хромого. В памяти замелькали картины бессонных ночей в охране у Хижин, когда дозорные, жмущиеся к огню, с дрожью слушают леденящую злобу тьмы — песню идущих по следу, и зыбкие серые силуэты проносятся по самой границе освещенного кострами, распластавшись в неистовой погоне.

Мысль о том, что порождения ночи запели песню охоты, наткнувшись на его след, была так ужасна, что Хромой, забыв обо всем, не разбирая дороги кинулся с Обрыва.

Он опомнился только на середине спуска. Постоял, перевел дыхание и двинулся дальше — плавно, бесшумно, чутко.

В конце спуска он снова остановился. Водопой — широкая полоса истоптанной стадами рогатых прибрежной грязи — был пуст. Не было даже маленьких. Странно.

Хромой нерешительно двинулся дальше. Было тихо. Только мерный плеск волн и вой наверху — то дальше, то ближе... Хромой старался держаться вплотную к Обрыву и жадно внюхивался в порывы сырого ветра, но они пахли только прелью, речной водой и гниющей тиной. Эти запахи были прилипчивы, вязки, и остальные тонули в них, как в болоте. Именно поэтому новый запах он ощутил только тогда, когда тот обрушился на него всей своей мощью.

И Хромой кинулся на землю — плашмя, всем телом: прижаться, слиться, исчезнуть... А ветер все налетал порыв за порывом, и порывы эти были, как выдохи огромной, щерящейся в лицо пасти — душный смрад и леденящий, парализующий мысли и волю ужас ожидания неотвратимой смерти.