JК
В пьянящей тишине :: Пиньоль Альберт Санчес
Страница: 185 из 251Эта нежность вызывала в нас смертельный страх. Батис зарядил свой ремингтон с таким знакомым звуком: щелк, щелк.
– Не стреляйте! – сказал я.
– Она поет, – возразил он.
– Нет.
По выражению лица Батиса было совершенно ясно, что он окончательно считал меня полоумным. Я прошептал:
– Это не песня, они разговаривают. Послушайте.
Мы обернулись. Наша заложница сидела на столе. Ее голос перелетал через балкон и уносился вдаль. Мне казалось, что я слышал, как голоса из леса отвечали ее песне. Прожектор не высвечивал ничего, кроме хлопьев снега, которые, кружась, падали с неба. Я вошел в комнату. Но когда до стола оставалась пара шагов, она замолчала. Лес тоже затих.
Их разговор еще звучал в моем мозгу. Я смог только заметить, что отдельные выражения повторялись чаще, чем остальные звуки. Слова, похожие на что-то вроде «омохитхи». И особенно «Анерис» или нечто подобное. Но любая попытка записать буквами эти звуки была изначально обречена на провал, ничего, кроме мертвой партитуры, у меня бы не вышло. Мои голосовые связки столь же похожи на их речевой аппарат, как сапожная щетка на скрипку. Несмотря на это, я все же попытался сделать жалкую попытку подражать ей, используя все свое воображение:
– Анерис.
Она взглянула на меня. Этого было достаточно, чтобы я высказал свое предположение.
– Омохитхи, Батис. Так они себя называют, – сказал я, весьма вольно подражая их звукам. – И у нее тоже есть имя: ее зовут Анерис. У них одно имя, а у нее – другое.
– Не стреляйте! – сказал я.
– Она поет, – возразил он.
– Нет.
По выражению лица Батиса было совершенно ясно, что он окончательно считал меня полоумным. Я прошептал:
– Это не песня, они разговаривают. Послушайте.
Мы обернулись. Наша заложница сидела на столе. Ее голос перелетал через балкон и уносился вдаль. Мне казалось, что я слышал, как голоса из леса отвечали ее песне. Прожектор не высвечивал ничего, кроме хлопьев снега, которые, кружась, падали с неба. Я вошел в комнату. Но когда до стола оставалась пара шагов, она замолчала. Лес тоже затих.
Их разговор еще звучал в моем мозгу. Я смог только заметить, что отдельные выражения повторялись чаще, чем остальные звуки. Слова, похожие на что-то вроде «омохитхи». И особенно «Анерис» или нечто подобное. Но любая попытка записать буквами эти звуки была изначально обречена на провал, ничего, кроме мертвой партитуры, у меня бы не вышло. Мои голосовые связки столь же похожи на их речевой аппарат, как сапожная щетка на скрипку. Несмотря на это, я все же попытался сделать жалкую попытку подражать ей, используя все свое воображение:
– Анерис.
Она взглянула на меня. Этого было достаточно, чтобы я высказал свое предположение.
– Омохитхи, Батис. Так они себя называют, – сказал я, весьма вольно подражая их звукам. – И у нее тоже есть имя: ее зовут Анерис. У них одно имя, а у нее – другое.