Ваше благородие   ::   Чигиринская Ольга Александровна

— Ну, спасибо, Вадим Семенович!

— Да, в общем, не за что. Это не очень надежная страховка. Хотя бы потому что может появиться кто-то, заинтересованный в их опубликовании. Там византийские интриги не прекращаются ни на секунду… Но все-таки я передам вам ключ. Скажу, где и как эта рукопись хранится. После моей смерти распорядитесь ею по своему усмотрению. Хотите — напечатайте, хотите — оставьте в качестве страховки.

— Вы говорите о своей смерти так, будто это дело ближайших недель. А вам ведь и пятидесяти нет. Может, вы все-таки лучше прикроете свой зад?

— Уже поздно. Собственно, поэтому я и изменил свою волю. У меня лейкемия, Арт. Последствия московского гостеприимства. Врачи сказали, в лучшем случае — год… Очень вкусный кебаб…

Верещагин ничего не сказал. Соболезнование и сочувствие бессмысленны, коль скоро они бесполезны — так его учили. Он вспомнил, как в окружной больнице умирала от рака горла его мать. Пока она была в сознании и могла говорить, проклинала врачей: если бы те сразу сказали, что ее болезнь смертельна, семье не пришлось бы занимать деньги под залог баркасов, не пришлось бы идти на риск полного разорения… Как видно, с тех пор медицинская этика немного поменяла правила.

— Я хочу, чтобы вы стали моим голосом, Артемий Павлович. И не только моим — всех нас, кто придумал и осуществил этот заговор. Чернока, Мешкова, Сабашникова… Зная ваш характер, я не думаю, что вы откажетесь.

— Я не откажусь.

— Яки.