Ночь длинных ножей   ::   Рясной Илья

— Это найти не трудно, — заметил шедший радом Джамбулатов.

Синякин остановился, насмешливо посмотрел на него и поинтересовался — И над кем предлагаешь?

— Уж не надо мной, — заверил Джамбулатов.

— Да Над тобой смеяться трудно… Врагам лучше тебя сразу стрелять.

— Но мы-то не враги, Абу.

— Надеюсь.

Между тем двое боевиков подвели Гадаева к столу перед домом и усадили на скамью.

— Посиди, — сказал рябой.

Волк сидел, умиротворенно положив ладони на дощатый стол и смотря перед собой. Он не возмущался и не сопротивлялся Он был отрешен от мирской суеты и совершенно спокоен. Он всегда умел ждать. Солнце садилось, и тени стали четче Обрисовался свежий шрам, глубоко прочеркивающий подбородок. И царапины на руках.

Из дома привели Хромого. На лице Гадаева мелькнуло удивление, потом вернулось равнодушие.

Хромого усадили напротив Волка, и теперь они сидели лицом к лицу, как за столом переговоров. Синякин присел по правую руку от Гадаева, и вид у него был скучающий. Он гладил ладонью «стечкина», которого демонстративно положил перед собой.

— Рад, что ты жив. Волк, — сказал Хромой.

— Я тоже рад, что я жив. — В тоне Гадаева было все то же равнодушие, но не было и намека на дружелюбие.

— Но то, что я жив, тебя, кажется, не слишком радует.

— На то воля Аллаха.

— Волк, я не виноват, что получилось все именно так. Я был вынужден уходить за ущелье.