JК
Веста :: Гуляковский Евгений Яковлевич
Страница: 110 из 134 — Наши человеческие проблемы мы будем решать по-своему».
Поднимался я медленно. Обрыв в этом месте был очень крутым, да и торопиться мне не хотелось. Наверху скопилось штук десять машин. Установили даже мегафон и что-то вроде прожекторной установки. Очевидно, они придали слишком большое значение истории с вертолетом и теперь явно переоценивали мою персону.
Вполне возможно, они начнут стрелять прежде, чем я поднимусь наверх. Но после того как я простился с Вестой, мной владело полное безразличие ко всему происходящему вокруг. Все же я испытывал некоторую горечь от мысли, что люди устраивают на меня облаву как на какого-то чужака… «А ты и есть чужак. Кажется, все-таки случилось то, чего они добивались. Ты очутился по другую сторону барьера, во вражеском лагере, хотя и не хотел этого…» Эта мысль отрезвила меня. Во всяком случае прогнала сонное безразличие, с которым я поднимался навстречу наведенным на меня автоматам.
«Теперь ты остался один со всем этим…» — сказала Веста, но, кажется, ненадолго… Может быть, остановиться, пока не поздно? Вполне можно нырнуть за этот выступ. Он надежно защитит меня и от света, и от возможных выстрелов. Ну и что потом? Мне не дадут больше сделать ни шага. Я продолжал медленно подниматься.
— Сдавайтесь! — надрывался мегафон наверху. — Ваше положение совершенно безнадежно, вы окружены! Поднимите руки!
«Дурацкое требование, — с раздражением подумал я. — Могли бы понять, что идти по такому крутому склону с поднятыми руками невозможно».
Поднимался я медленно. Обрыв в этом месте был очень крутым, да и торопиться мне не хотелось. Наверху скопилось штук десять машин. Установили даже мегафон и что-то вроде прожекторной установки. Очевидно, они придали слишком большое значение истории с вертолетом и теперь явно переоценивали мою персону.
Вполне возможно, они начнут стрелять прежде, чем я поднимусь наверх. Но после того как я простился с Вестой, мной владело полное безразличие ко всему происходящему вокруг. Все же я испытывал некоторую горечь от мысли, что люди устраивают на меня облаву как на какого-то чужака… «А ты и есть чужак. Кажется, все-таки случилось то, чего они добивались. Ты очутился по другую сторону барьера, во вражеском лагере, хотя и не хотел этого…» Эта мысль отрезвила меня. Во всяком случае прогнала сонное безразличие, с которым я поднимался навстречу наведенным на меня автоматам.
«Теперь ты остался один со всем этим…» — сказала Веста, но, кажется, ненадолго… Может быть, остановиться, пока не поздно? Вполне можно нырнуть за этот выступ. Он надежно защитит меня и от света, и от возможных выстрелов. Ну и что потом? Мне не дадут больше сделать ни шага. Я продолжал медленно подниматься.
— Сдавайтесь! — надрывался мегафон наверху. — Ваше положение совершенно безнадежно, вы окружены! Поднимите руки!
«Дурацкое требование, — с раздражением подумал я. — Могли бы понять, что идти по такому крутому склону с поднятыми руками невозможно».