JК
Винтерфилд :: Ипатова Наталия
Страница: 122 из 176Я не собираюсь на тебя нападать…
От неожиданности и испуга она прижалась спиной к двери, сердце выбиралось из желудка, кудаухнуло в мгновение ока.
— Погоди, сейчас я снова ее зажгу.
Послышалась возня, щелканье кремня, сдержанная ругань сквозь зубы, зашипел трут, и наконец вспыхнувшая свеча озарила буфетную, белую громаду торта и самого Романо, перед которым на тарелочке возлежал добрый кусок.
— Как ты догадался, что это я?
— Шаги, — лаконично ответил он. — И запах. От тебя цветами пахнет. Ну и потом, я же знаю, каково это: представлять, как он вот тут стоит. Присаживайся. Держи и ешь.
— Ну, я-то, положим, понятно, — сказала Лея с набитым ртом. — Барышня, уписывающая за столом кусок за куском как-то не смотрится. Но ты-то мог налопаться на всю оставшуюся жизнь.
— Ага, — невесело согласился Романо, — а завтра этот крокодил в обличье человека за каждое, с его точки зрения, излишество выколотит из меня штук двадцать отжиманий.
Его передернуло.
— Он суров к тебе, — признала Лея.
— Суров?! — фыркнул Романо. — Что ты знаешь о суровости! С тобою-то он приветлив, как зимнее солнышко. Не дай тебе бог узнать, как он умеет оскорблять.
— Да я слышала кое-что, — созналась Лея, опуская глаза.
— Слышала? — испуганно переспросил ее ночной сотрапезник. — Ох! А знаешь… я просто не представляю, как можно кому-то объяснить, почему после даже десятой части всего, что я от него наслушался, он еще жив. Или я, если на то пошло. Видела, что он сегодня со мною вытворил? Не в голову — она яснехонька, не в язык ударило, а ноги будто в кандалах.
От неожиданности и испуга она прижалась спиной к двери, сердце выбиралось из желудка, кудаухнуло в мгновение ока.
— Погоди, сейчас я снова ее зажгу.
Послышалась возня, щелканье кремня, сдержанная ругань сквозь зубы, зашипел трут, и наконец вспыхнувшая свеча озарила буфетную, белую громаду торта и самого Романо, перед которым на тарелочке возлежал добрый кусок.
— Как ты догадался, что это я?
— Шаги, — лаконично ответил он. — И запах. От тебя цветами пахнет. Ну и потом, я же знаю, каково это: представлять, как он вот тут стоит. Присаживайся. Держи и ешь.
— Ну, я-то, положим, понятно, — сказала Лея с набитым ртом. — Барышня, уписывающая за столом кусок за куском как-то не смотрится. Но ты-то мог налопаться на всю оставшуюся жизнь.
— Ага, — невесело согласился Романо, — а завтра этот крокодил в обличье человека за каждое, с его точки зрения, излишество выколотит из меня штук двадцать отжиманий.
Его передернуло.
— Он суров к тебе, — признала Лея.
— Суров?! — фыркнул Романо. — Что ты знаешь о суровости! С тобою-то он приветлив, как зимнее солнышко. Не дай тебе бог узнать, как он умеет оскорблять.
— Да я слышала кое-что, — созналась Лея, опуская глаза.
— Слышала? — испуганно переспросил ее ночной сотрапезник. — Ох! А знаешь… я просто не представляю, как можно кому-то объяснить, почему после даже десятой части всего, что я от него наслушался, он еще жив. Или я, если на то пошло. Видела, что он сегодня со мною вытворил? Не в голову — она яснехонька, не в язык ударило, а ноги будто в кандалах.