Внедрение   ::   Уотсон Йен

Все невыстреленное должно быть выстрелено, раз уж родилось дитя имбеддинга. Он был возбужден, почти до эйфории. И в то же время – холоден. Им овладел трепет вдохновения.

Он был уверен: Пьер поймет. Все понять – значит все простить, так гласит, кажется, старая французская пословица?

А все знать – значит все учитывать. Вот почему Брухо нюхал мака-и, пока его нос не превратился в индюшачий. Вот почему шемахоя танцевали в трансе, облепленные пиявками.

Чтобы постичь правду жизни в непосредственном опыте.

Из своего рюкзака Честер доставал детали, собирая ружье несколько странной, необычной формы.

– Что это, Честер?

– Наверное, слышали про индейские духовые трубки, из которых стреляют ядом кураре. А эта детка стреляет анестезирующими иглами. Свалит и носорога, прежде чем он тебя достанет. Так-то, парень.

Еще бы. Цивилизация. Вот оно, милосердие.

То, что Пьер был рядом, отчего-то ободряло больше всего остального. Беспокойство ушло. Да и было ли оно, в самом деле?



ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Картинка на экране была в целом спокойной. Однако у Россона имелись основания опасаться, что это обманчивый покой. В сознании детей была теперь посеяна ярость, которая в любой день могла прорваться наружу.

Они достигли того, на что детям каменного века понадобилось сотни поколений – и сделали это молниеносно, в несколько дней. Они изобрели язык. Но что за язык?

Видья первым из детей прошел фазу детского лепета.