JК
Внуки Марса :: Казанцев Александр
Страница: 8 из 175Расплылось в холодной пустоте бесформенное облачко, в которое превратилась и блуждавшая железо-никелевая глыба, и бесценное создание ума тысяч людей, и три отважных человека с целыми мирами чувств, надежд, мечтаний…
Тягостна тишина в Космосе, безмерная, всепоглощающая, давящая… Тишина на Земле — это целая симфония незаметных звуков, шорохов, скрипа, далекого лаясобаки или шум поезда, стрекотание кузнечиков в траве, потрескивание мебели…
Из Космоса в кабину не долетало и не могло долететь никаких звуков.
Илья Юрьевич, непривычно хмурый, отяжелевший, слышал только тиканье часов. Оно разрывало ему сердце. Никогда он не думал, что тиканье может быть столь громким, кричащим, горестным…
Наконец он поднял голову, оглядел товарищей.
— Тяжкое горе, друзья, тяжкое… — сказал он, яростно закручивая на руке привязанный ремень. — Удар метеорита… и нет больше товарищей наших…
Алеша отвернулся, не хотел, чтобы видели его глаза.
Добров перебирал перфорированные карточки для математической машины. На виске его билась жилка.
— По-человечески не представить ничего горше, — продолжал низким басом Илья Юрьевич, — а все же не только в этом беда.
Добров поднял голову, положил на пульт карточки, аккуратно пристегнув их пружинкой.
— Расчет прост, — скрипуче сказал он. — Теперь только два корабля… — Голос его сорвался.
Илья Юрьевич пристально посмотрел на него:
— В том и горесть.
Добров заговорил сухо, отчужденно:
— «Программа, пункт второй. Инструкция, пункт седьмой. В случае невозможности „ставить на орбите спутника два корабля с запасами топлива на обратный путь для всех трех от спуска на планету воздержаться“. Ни нам, ни американцам теперь на Венеру не спуститься. — И, отстегнув ремни, он решительно встал с кресла; его магнитные подошвы щелкнули.
Тягостна тишина в Космосе, безмерная, всепоглощающая, давящая… Тишина на Земле — это целая симфония незаметных звуков, шорохов, скрипа, далекого лаясобаки или шум поезда, стрекотание кузнечиков в траве, потрескивание мебели…
Из Космоса в кабину не долетало и не могло долететь никаких звуков.
Илья Юрьевич, непривычно хмурый, отяжелевший, слышал только тиканье часов. Оно разрывало ему сердце. Никогда он не думал, что тиканье может быть столь громким, кричащим, горестным…
Наконец он поднял голову, оглядел товарищей.
— Тяжкое горе, друзья, тяжкое… — сказал он, яростно закручивая на руке привязанный ремень. — Удар метеорита… и нет больше товарищей наших…
Алеша отвернулся, не хотел, чтобы видели его глаза.
Добров перебирал перфорированные карточки для математической машины. На виске его билась жилка.
— По-человечески не представить ничего горше, — продолжал низким басом Илья Юрьевич, — а все же не только в этом беда.
Добров поднял голову, положил на пульт карточки, аккуратно пристегнув их пружинкой.
— Расчет прост, — скрипуче сказал он. — Теперь только два корабля… — Голос его сорвался.
Илья Юрьевич пристально посмотрел на него:
— В том и горесть.
Добров заговорил сухо, отчужденно:
— «Программа, пункт второй. Инструкция, пункт седьмой. В случае невозможности „ставить на орбите спутника два корабля с запасами топлива на обратный путь для всех трех от спуска на планету воздержаться“. Ни нам, ни американцам теперь на Венеру не спуститься. — И, отстегнув ремни, он решительно встал с кресла; его магнитные подошвы щелкнули.