Бандитская Лиговка   ::   Пономаренко Николай

Уколова задела не оценка его умственных способностей, а намек на нетрезвость. До зарплаты ещё три дня, у оперов сушняк необыкновенный наступает, а этот старый красный сушеный перец говорит про зенки пьяные. У самого на сгибах рук следов от уколов - что веснушек. Может, от капельницы, конечно...

- Ты, дед, не горячись, а то я быстро ломку устрою. Ни грамма в кровь не получишь. Ни черного ни белого.

- Это ты про что?

Страшная догадка вновь заставила несчастного ветерана усесться в постели.

- Ты думаешь, что я употребляю...

По выражению многоцветного лица страдальца Уколов понял, что дед не способен не то, что вколоть себе даже какой-нибудь морфин, но вовсе не представляет как это может делать кто-то другой, причем ежедневно.

Потрясенный догадкой ветеран снова лег, на этот раз медленно, будто в столбняке. Его заподозрили в наркомании. Его, бывшего политрука, лучшего друга пионеров и комсомольцев, его, который даже не курил.

Уколов смешался.

- Извините, работа такая, всех подозревать. Нет, правда, вы такое несете, что любой бы заподозрил.

Ветеран молчал некоторое время, обдумывая два пути дискуссии - выгнать или выбранить. Уколов спросил:

- На каком участке железной дороги у вас случаются галлюцинации?

- Еще раз говорю тебе, тундра: там, где начинаются поля, где вдоль полотна тянется полоса зарослей. Камыш, низенькие деревья, борщевик Деревья стоят без листвы, какие-то фиолетовые. Камыш странный, будто окаменелый, даже не колышется от ветра.