JК
Восход шестого солнца :: Бенедиктов Кирилл
Страница: 144 из 183Да и Фигероа — даром, что коновал — вытащил с того света немало моих парней.
— Я не поправлюсь, Малинче, — спокойно сказал пленник. — Я умираю, потому что раны, нанесенные ксиукоатль, нельзя исцелить.
— Глупости! Фигероа сказал мне, что твой синяк потихоньку бледнеет. Однако если ты желаешь, я могу послать за твоим Джафаром. Только имей в виду — если тотонаки убьют парламентера, второй попытки уже не будет!
— Они никого не убьют, — еле слышно произнес Кецалькоатль. — Вот, возьми, Малинче, и отдай это своему посланцу… Он протянул худую, обтянутую неестественно бледной кожей руку и вложил в широкую ладонь Кортеса маленькую каменную фигурку. Кастилец пригляделся — на кусочке темно-зеленого нефрита была вырезана крылатая змея.
— Увидев мой знак, вожди Семпоалы поймут, что посланнику можно верить, — голос Кецалькоатля дрогнул: — Как бы я хотел, чтобы вы стали союзниками, Малинче. Помнишь наш разговор на берегу ручья? Христиане не должны мириться с царством дьявола на земле, а ты своими руками помогаешь врагу рода человеческого…
— Ты говоришь, как падре Люке, — усмехнулся Эрнандо. — Не удивлюсь, если ты знаешь наизусть Священное писание. Знаешь ведь?
— И Коран, и Тору, и священные гимны тольтеков. Вся моя жизнь была посвящена поискам истины, Малинче. Но порой познать истину не значит познать себя. Я сказал, что не виню тебя в твоем предательстве, и это правда. Это я виноват в том, что не распознал в тебе врага. Со мной такое случается нечасто.
— Я не поправлюсь, Малинче, — спокойно сказал пленник. — Я умираю, потому что раны, нанесенные ксиукоатль, нельзя исцелить.
— Глупости! Фигероа сказал мне, что твой синяк потихоньку бледнеет. Однако если ты желаешь, я могу послать за твоим Джафаром. Только имей в виду — если тотонаки убьют парламентера, второй попытки уже не будет!
— Они никого не убьют, — еле слышно произнес Кецалькоатль. — Вот, возьми, Малинче, и отдай это своему посланцу… Он протянул худую, обтянутую неестественно бледной кожей руку и вложил в широкую ладонь Кортеса маленькую каменную фигурку. Кастилец пригляделся — на кусочке темно-зеленого нефрита была вырезана крылатая змея.
— Увидев мой знак, вожди Семпоалы поймут, что посланнику можно верить, — голос Кецалькоатля дрогнул: — Как бы я хотел, чтобы вы стали союзниками, Малинче. Помнишь наш разговор на берегу ручья? Христиане не должны мириться с царством дьявола на земле, а ты своими руками помогаешь врагу рода человеческого…
— Ты говоришь, как падре Люке, — усмехнулся Эрнандо. — Не удивлюсь, если ты знаешь наизусть Священное писание. Знаешь ведь?
— И Коран, и Тору, и священные гимны тольтеков. Вся моя жизнь была посвящена поискам истины, Малинче. Но порой познать истину не значит познать себя. Я сказал, что не виню тебя в твоем предательстве, и это правда. Это я виноват в том, что не распознал в тебе врага. Со мной такое случается нечасто.