Возьми меня в Калькутте   ::   Прашкевич Геннадий

Во-первых, Санька в принципе никогда не ставит, во-вторых, Сенька всегда только сам напрашивается, а, в-третьих, поставь Саньке, он сразу полезет в душу всеми своими конечностями. А он конечности никогда не моет. А у него конечности всегда пахнут пивом и случайными женщинами.

Точно, обрадовался я, Люха - не Санька. Иначе что бы мне его называть Люхой. В отличие от Саньки Люха рос тихим и сосредоточенным ребенком (в жизни писателя ни одна достойная фраза не должна пропадать), с некоторым трудом закончил школу, а дальше стал не учиться. Именно так, подчеркнуть звучание - стал не учиться. Звучит необычно, а смысл тот же, может даже еще сильней.

И все равно Люха будет преступником!

Почему преступником - этого я пока не знал. Но догадывался. Писательское чутье никогда не подводило меня. Пусть Люха влился в животворную среду актеров и журналистов, пусть он дружит с хмурым писателем Петровичем и с раскованными молодыми фантастами и поэтами, - все равно он преступник, у него двойная сложная жизнь. Он от кого-то прячется. Или от чего-то.

Если честно, я всей шкурой чувствовал: Люха - крупный преступник. В конце концов, если уж писать о преступнике, так о крупном. Люху, пришло мне в голову, даже не Интерпол ловит, а Галактическая полиция.

Вот хреновина это или нет?

Я глянул в иллюминатор.

Мы летели над восточной Европой, мелко порубленной на аккуратненькие участки. Бухарест внизу походил на срез пня с неровно, но отчетливо расчерченными годовыми кольцами.