JК
Время Януса :: Пресняков Игорь
Страница: 171 из 340– Домой? Побудь с нами на митинге, это совершенно недолго. Ведь не виделись-то сколько? С лета! Потом мы с Надей тебя проводим, а?
– Ну конечно, – согласился Андрей.
Траурная процессия дошла до постамента Александра II и стала кругом. Откуда-то появился дощатый ящик, на который забрался главный губернский литератор Сакмагонов. Он в двух словах напомнил о значении творчества Брюсова и предложил почитать его стихи.
…Один за другим сменялись на импровизированной трибуне ораторы. Пламя раздуваемых ветром факелов грубо выхватывало из темноты их лица; скорбно-суровые, дрожали они в зыбком облаке пара и оттого казались еще более трагичными. Холод мешал говорить, сковывал и заставлял ежиться. Очень скоро все собравшиеся как-то сгрудились вокруг трибуны. Никто не замечал, как падала на плечи горячая смола с факелов, как немели промокшие ноги и пальцы рук…
Вождь местных символистов Лютый говорил последним. Всегда строгое и надменное лицо его теперь было растерянным. Лютый светло улыбнулся и негромко прочел, глядя куда-то поверх голов собравшихся:
– Смерть! Обморок невыразимо сладкий!
Во тьму твою мой дух передаю, Так! Вскоре я, всем существом вопью, – Что ныне мучит роковой загадкой. Но знаю: убаюкан негой краткой Не в адской бездне, не в святом раю Очнусь, но вновь – в родном, земном краю, С томленьем прежним, с прежней верой шаткой.
– Ну конечно, – согласился Андрей.
Траурная процессия дошла до постамента Александра II и стала кругом. Откуда-то появился дощатый ящик, на который забрался главный губернский литератор Сакмагонов. Он в двух словах напомнил о значении творчества Брюсова и предложил почитать его стихи.
…Один за другим сменялись на импровизированной трибуне ораторы. Пламя раздуваемых ветром факелов грубо выхватывало из темноты их лица; скорбно-суровые, дрожали они в зыбком облаке пара и оттого казались еще более трагичными. Холод мешал говорить, сковывал и заставлял ежиться. Очень скоро все собравшиеся как-то сгрудились вокруг трибуны. Никто не замечал, как падала на плечи горячая смола с факелов, как немели промокшие ноги и пальцы рук…
Вождь местных символистов Лютый говорил последним. Всегда строгое и надменное лицо его теперь было растерянным. Лютый светло улыбнулся и негромко прочел, глядя куда-то поверх голов собравшихся:
– Смерть! Обморок невыразимо сладкий!
Во тьму твою мой дух передаю, Так! Вскоре я, всем существом вопью, – Что ныне мучит роковой загадкой. Но знаю: убаюкан негой краткой Не в адской бездне, не в святом раю Очнусь, но вновь – в родном, земном краю, С томленьем прежним, с прежней верой шаткой.