Безумные глаза того, чья вина была не так велика, служили мне уроком. Наказание должно быть равнозначным содеянному.
Уровень был техническим — кто в здравом уме будет соваться в эту мешанину коробов, силовых линий и импульсных антенн. Мир тут словно окончательно становился вертикальным — подымаясь на дыбы и теряя человекоподобность. Хищные гребни и жесткие острия царапали глаз, стены давили, нависая; даже ему, почти не знавшему жизни за пределами мегаполиса, здесь было неуютно.
Неба привычно не было — только серое марево да едва различимый отсюда мутный диск луны, из последних сил прорывающийся сквозь рваное покрывало смога. Под ногами тоже клубилась подсвеченная изнутри миллионами огней бесцветная бурая муть, растворенное море миллионов выдохов, пропущенное через экологические фильтры, но все равно полное людских страданий и несбывшихся надежд. Мир без неба и земли, мир, состоящий из одних стен — подчас невидимых, и границ — подчас физически ощутимых.
Над ним сияло царство Корпораций, секретных лабораторий, просторных офисов, сверхскоростных транспортных коридоров, видимой всем роскоши прикормленных башен Муниципалитета и реальной власти, которая была сокрыта за слепыми черными окнами.
А внизу… внизу жило искаженное отражение этой власти, мир жилых корпусов и заводских цехов, на сотни метров уходящих в землю.
Именно здесь, на грани света и тени, Улиссу становилось особенно не по себе. Слишком зыбкой была эта грань..