— В пятидесятых годах один парнишка из двух консервных банок из-под супа и электрического барахла, стоившего не больше пяти долларов смастерил атомный ускоритель. Мне об этом Джон рассказывал. И еще он говорил, что в каком-то захудалом городишке в Нью-Мексико один парень еще в 1954 году открыл тахионы — частицы, которые, предположительно, двигаются по времени в обратном направлении. А в Уотербери, штат Коннектикут, одиннадцатилетний мальчишка соскреб с колоды игральных карт целлулоид, сделал из него бомбу и взорвал пустую собачью будку. Детишки, особенно те, которые посообразительнее, иногда такие могут выкинуть удивительные вещи. Что ни говори, это был прекрасный мальчуган.
— Вы ведь любили его немного, да?
— Мистер Хагстром, — сказал Нордхоф. — Я очень его любил. Он был по-настоящему хорошим ребенком.
И Ричард задумался о том, как странно, что его брата (страшная дрянь уже лет с шести) судьба наградила такой хорошей женой и отличным умным сыном. Он же, всегда старавшийся быть мягким и порядочным (что значит «порядочный» в нашем сумасшедшем мире), женился на Лине, которая превратилась в молчаливую неопрятную бабу, и получил от нее Сета. Глядя в честное усталое лицо Нордхофа, он поймал себя на том, что пытается понять, почему так получилось на самом деле и много ли здесь его вины, в какой степени случившееся — результат его собственного бессилия перед судьбой.
— Да, — сказал Ричард. — Хорошим…
— Меня не удивит, если он заработает, — сказал Нордхоф. — Совсем не удивит.
Когда Нордхоф ушел, Ричард Хагстром воткнул вилку в розетку и включил текст-процессор.