Один год   ::   Герман Юрий Павлович

– Крепко им товарищ Эренбург дает! – произнес Окошкин. – Наверное, Адольф здорово ругается, когда читает про себя такие выражения.

– Коричневая чума! – заметила Патрикеевна вскользь.

Лапшин посмотрел на нее снизу вверх, встал и пошел в переднюю одеваться. Окошкин поплелся за ним. Ему хотелось еще почаевничать, полистать журнал, но возражать Ивану Михайловичу было бесполезно. Единственное, что посмел Вася, – это намекнуть насчет машины.

– Пешочком полезнее! – холодно ответил Лапшин.

– Но если положена машина и Кадников все равно ждет. Да и вообще, в вашем возрасте…

– Ты за своим возрастом следи, – посоветовал Иван Михайлович. – Тоже, «в вашем возрасте»…

– Если вы начальник и заслуженный товарищ…

– Оделся?

И они вышли на морозец, оба высокие, статные, Лапшин покряжистее, Вася еще юношески легкий, гибкий, невероятно болтливый, до того, что Иван Михайлович иногда даже морщился, словно от головной боли. До самых Пяти углов Окошкин говорил не останавливаясь, – выспавшийся, с блестящими глазами, переполненный энергией. На все ему нужно было отвечать, на все решительно.

– А? – спрашивал Вася. – Верно, как вы считаете? Психологически правильно? А?

Василий Никандрович Окошкин – он же Васька – возник в жизни Лапшина давно. Как-то ему доложили, что его желает видеть какой-то мальчик по неотложному делу.