Один год   ::   Герман Юрий Павлович

Вздохнул, развалился в неудобном лапшинском кресле и сказал:

– Ура, Окошкин пришел! Патрикеевна, устроим шикарный ужин, а? С картошкой, с селедкой, огурцами и калганной водкой. Если бы ты знал, Василий Никандрович, какую водку настаивает Патрикеевна…

– А вы все пишете?

– Дописываю, переписываю – и опять наново.

– Тяжелый ваш хлебчик…

– А ты думал…

Помолчали. Окошкин задумчиво произнес:

– Интересно все-таки, долетела уже или нет.

– Балашова-то?

– Именно, Катерина Васильевна.

– Возможно, что долетела. Но вряд ли. Мне один довольно известный летчик такую мысль как-то выразил: авиация – самый современный вид транспорта: час летишь – неделю ждешь.

– Довольно цинично для летчика.

– Что-то ты, Василий Никандрович, поднаторел слова говорить…

– Поднатореешь тут, – угрюмо отозвался Василий. – В такой переплет попал – врагу не пожелаю. Буквально, остались от козлика рожки да ножки.

Ханину очень хотелось узнать, что произошло с Окошкиным, но он, не подавая виду, вышел за Патрикеевной еще пораспоряжаться насчет ужина. Когда он вернулся, в комнате сильно пахло валерьянкой.

– Просьба у меня к вам, – сказал Окошкин. – Пока Иван Михайлович в отъезде – можно, я тут поживу? Лапшин, конечно, возражать не будет.

– А что случилось-то?

– Случилось, что я из-за него ужасно погорел.

– Как так?

– А выследила меня теща.