Один год   ::   Герман Юрий Павлович

Кадников доставил в миске воды, полотенце и мыло.

– Умоетесь? – спросил он.

Было тихо, очень тихо. Жмакин долго мыл руки, потом лицо. Окошкин и шофер смотрели на него с состраданием. В лице Жмакина было что-то такое, что пугало их. Казалось, он каждую секунду мог зарыдать. Губы у него дрожали, и в глазах было жалкое выражение. Несколько раз подряд он судорожно вздохнул.

– Ничего, ничего, – сказал Окошкин, – ты теперь полежи.

Хлопнула дверь, пришли Лапшин и врач. Лапшин отворил окно. Сырой утренний ветер зашелестел бумагой на столе, одна бумажка сорвалась и, гонимая сквознячком, помчалась к двери.

Окошкин ловко поймал ее коленями.

– Вот так, – сказал врач, поворачивая голову Жмакину.

Лапшин сел за свой стол и задумался. Лицо его постарело, углы крепкого рта опустились. Окошкин с беспокойством на него посмотрел. Он перехватил его взгляд и тихо сказал:

– Поспать надо, товарищ Окошкин, верно?

– Ничего особенного, – сказал врач, – у него главным образом нервное. Я ему укрепляющее пропишу.

Лапшин пустил врача за свой стол, врач выписал рецепт и ушел. Ушел и Кадников. Над прекрасной площадью, над дворцом, над Невой проглядывало солнце. Еще пузырились лужи, еще ветер пригнал легкую дождевую тучку и мгновенно обрызгал площадь, но непогода кончилась, день наступал хоть холодный, зато ясный и солнечный.

Лапшин негромко спросил по телефону:

– Не спишь?

Жмакин слушал, навострив уши: значит, правда, что Иван Михайлович женился.