Опасность   ::   Гурский Лев

Я осторожно освободил ладонь Боровицкого от стеклянных осколков, выбросил их в ведерко, после чего обильно полил глубокий порез водкой и залепил подвернувшимся скотчем.

Тут только Боровицкий вновь обратил на меня внимание.

— Ты еще не ушел, Лубянка? — спросил он тихо-тихо. — Тебе интересно, что ли? Ну уйди, пожалуйста… Я бы тебе дал в морду… — Он попробовал поднять руку, но та бессильно упала. Тогда он попробовал встать — с тем же результатом. Я бережно приподнял его и усадил в редакторское кресло; Станислав Леонидович оказался легким и к тому же не стал сопротивляться. Или уже не мог. Только мучительно кривил губы и смотрел на меня из-под очков, как жертва на палача. В такие минуты ощущаешь себя такой непроходимой сволочью, что так и тянет себе надавать оплеух.

— Я сейчас уйду, Станислав Леонидович, — твердо пообещал я. — Только помогите мне. Вспомните последние несколько дней перед этим… Маше, может быть, кто-то угрожал? Может быть, ее что-то беспокоило?

Видимо, Боровицкому очень хотелось, чтобы я поскорее ушел. Поэтому он не стал больше спорить и объяснять, насколько глупы мои вопросы.

— Нет, — произнес он почти трезвым голосом. — Никто… и ничего…

Я понимал, кем меня считает главный редактор «Московского листка». Тупым, безжалостным тихарем, да что там тупым — просто непроходимым кретином. Обычный грабеж в подъезде не предполагает никаких прелюдий: он может и должен быть внезапным. Шла по лестнице Маша Бурмистрова — зарезали и ограбили Машу, был бы на ее месте кто-то другой в колечке и в сережках — было бы то же самое. Станислава Леонидовича, похоже, МУРовская версия убедила.