Страница:
96 из 462
Костя занялся сочинением подобающих такому случаю стихов. К исходу второго часа ночи стенания его души и горечь сердца обрели следующую форму:
Где-то есть оранжевое,
Где-то голубое.
А вокруг все белое,
Словно неживое.
Как дыханье айсбергов,
Как зимы оплот —
Минус сорок с ветром,
Ночь под Новый год.
А ведь в другой части света
В феврале тают льды,
И у девчонок платья,
Как метель, белы.
А нас качает ветер,
А мы стоим на постах,
И не шампанского брызги —
Лед у нас на губах.
Минус сорок с ветром,
Но это не беда,
Что к ресницам шальная
Примерзает слеза.
Ведь я хочу лишь только,
Чтоб вспомнили меня
Те, кого этой ночью
Вспоминаю я.
Вернувшись в караулку, скинув с себя все лишнее и растерев искусанное морозом лицо, Костя получил праздничный ужин, в который, кроме обычного набора из вермишели с бараньими костями да селедочного хвоста, на этот раз входила кружка остывшего какао и четыре квадратика печенья. Что в это время делал Щербенко, он не знал. Скорее всего сидел в канцелярии, стараясь в солдатском храпе различить позвякивание стеклянной посуды, свидетельствующее о грубом нарушении дисциплины.
«Ладно, — подумал Костя. — Я прощаю тебя. Ты сам себя наказал. Через год я отмечу этот праздник дома, а ты вновь будешь трезвым сидеть в унылой ротной канцелярии, вдыхая вонь солдатских портянок».
(Судьба Щербенко, впрочем, сложилась иначе.
|< Пред. 94 95 96 97 98 След. >|