JК
Звездный скиталец :: Лондон Джек
Страница: 346 из 370И когда и выработал нужный прием, я дал две толстые палки Аарунге, а сам сидел на корме, гребя и направляя ее работу.
В прошлом мы случайно ели сырой рис, и он нам не нравился. Теперь же мы поджаривали его над огнем, так что зерна раздувались и лопались до белизны, и все племя бегало отведывать его.
После этого нас стали называть Едоками Риса и Сынами Риса. И много спустя после этого, когда Сыны Реки прогнали нас с болот на горы, мы взяли с собой рис и посадили его. Мы научились отбирать на семя самые крупные зерна, так что рис, который мы после того ели, был и крупнее, и мучнистее при поджаривании и варке.
Но вернемся к Аарунге. Как я уже говорил, она визжала и царапалась, как кошка, когда я похищал ее. И я помню время, когда ее родня, горные люди, поймали меня и унесли в горы. Это были ее отец, брат отца и двое ее кровных братьев. Но она была моя и жила со мною. И ночью, когда я лежал связанный, как дикая свинья, приготовленная к убою, а они, усталые, крепко спали у костра, она подобралась к ним ползком и размозжила им головы боевой палицей, сделанной моими руками. Она поплакала надо мной, развязала меня и убежала со мной обратно к широкой, ленивой реке, где дрозды и дикие утки кормились на болотах, — это было до прихода Сынов Реки.
Ибо она была Аарунга, единственная женщина, вечная женщина. Она жила во все времена и была во всех местах. Она всегда будет жить. Она бессмертна. Некогда в далеком краю ее имя было Руфь. Ее же звали Изольдой, Еленой, Покагонтас и Унгой; и чужаки, из других племен, всегда находили ее и будут находить в племенах всей земли.
В прошлом мы случайно ели сырой рис, и он нам не нравился. Теперь же мы поджаривали его над огнем, так что зерна раздувались и лопались до белизны, и все племя бегало отведывать его.
После этого нас стали называть Едоками Риса и Сынами Риса. И много спустя после этого, когда Сыны Реки прогнали нас с болот на горы, мы взяли с собой рис и посадили его. Мы научились отбирать на семя самые крупные зерна, так что рис, который мы после того ели, был и крупнее, и мучнистее при поджаривании и варке.
Но вернемся к Аарунге. Как я уже говорил, она визжала и царапалась, как кошка, когда я похищал ее. И я помню время, когда ее родня, горные люди, поймали меня и унесли в горы. Это были ее отец, брат отца и двое ее кровных братьев. Но она была моя и жила со мною. И ночью, когда я лежал связанный, как дикая свинья, приготовленная к убою, а они, усталые, крепко спали у костра, она подобралась к ним ползком и размозжила им головы боевой палицей, сделанной моими руками. Она поплакала надо мной, развязала меня и убежала со мной обратно к широкой, ленивой реке, где дрозды и дикие утки кормились на болотах, — это было до прихода Сынов Реки.
Ибо она была Аарунга, единственная женщина, вечная женщина. Она жила во все времена и была во всех местах. Она всегда будет жить. Она бессмертна. Некогда в далеком краю ее имя было Руфь. Ее же звали Изольдой, Еленой, Покагонтас и Унгой; и чужаки, из других племен, всегда находили ее и будут находить в племенах всей земли.