Осколки   ::   Френсис Дик

Ободрившись, Прайам продолжал:

– Ну вот, Бомбошка сказала, что я могу взять машину Мартина – ну, она тогда согласилась бы на что угодно, она была совершенно не в себе, – поэтому я съездил на машине Мартина к себе домой, потом обратно в Бродвей с сумкой Бакстера и вашим плащом, а потом снова поехал домой. А утром, когда я вернулся с тренировки после того, как отработал с первой группой, мне позвонили. Это был Эдди Пэйн… – Прайам ненадолго осекся, но, видимо, таки решился рассказать все до конца. – Ну вот… Эдди спросил, уверен ли я, что кассета, которую я привез обратно в ваш магазин, – та самая, которую он отдал вам в Челтнеме. Я сказал, что кассета точно та самая, и все. Он повесил трубку.

На этом рассказ Прайама закончился. Он единым духом допил виски, и я подлил ему еще, покрепче, чтобы подбодрить беднягу после исповеди.

Эдди тоже ходил исповедоваться. Эдди не решился прийти на похороны Мартина. Эдди боится своей дочери Розы и надел черную маску, чтобы наломать мне бока. Кто знает, если бы не Том с его доберманами, возможно, Эдди пришлось бы исповедоваться в куда более тяжких грехах.

Раз ответ на мой простейший вопрос отнял у Прайама столько сил, значит, возможно, он видит какие-то вытекающие отсюда последствия, которых я не вижу?

Мог ли сам Прайам быть черной маской номер четыре? Тем самым икс-фактором?

Вероятно, Эд Пэйн сказал Розе, что кассета, похищенная из «Стекла Логана» в канун Нового года, имеет отношение к ожерелью. Это не значит, что Роза ему поверила. Роза знала, что такое ожерелье существует, но не отдавала себе отчета, что кассета сама по себе стоит не так уж много, и уж, во всяком случае, никак не миллион.