1923   ::   Иванов Олег Эдуардович

— Хорошо бы перекусить - сказал он Надьке, кивая на открывшееся

Заведение. Там было по утреннему пусто и чисто . Только инструменты, оставленные музыкантами лежали на столиках, близких к эстраде. Николай тяжело опустился на стул, и распорядился для себя мясом, предоставив Надьке решать самой, что и как она будет есть. Он облокотился на стол и стал глядеть в окно. Настроение портилось невозвратно. Наверное реакция на все эти фантастические передряги. Достало всё, подумал он. Я как актер статист в плохой пьесе с известным концом. Он и раньше то не очень любил идею божьей предопределённости, но тут весь её ужас навалился на него, почти физически вжимая в землю. Он ведь знал, что будет впереди, и нечего не мог сделать. Он знал, что всё это разнообразие НЭПА кончится коллективизацией, которая окончательно переломит хребёт стране, что Аршинова уберут из органов в конце 20-х, и хорошо ещё, если на пенсию, а не пристегнут к какой-нибудь «Промпартии». Что дети, которые бегают за окном, лягут под танками немецкой армии в 41, а из поколения этого, 1923 года, с войны вернётся всего 8%. Это знание давило. Как кредитор. Неожиданно это сравнение развеселило его. Будем бороться, в который раз за последний год грустно подумал он.

Ему давно уже принесли мясо, и Надька куда-то ушла, а он всё сидел, чувствуя усталость и боль. Рядом на столике сиротливо лежала гитара, и когда официант взял её уносить, Николай очнулся.

— Дай-ка её на минутку неожиданно для себя сказал он.