1923   ::   Иванов Олег Эдуардович

— А мне близка позиция Эренбурга из Хулио Хуренито. ЦК пытается подмять под себя литературу, а этого не может получиться в принципе. Потому что художник свободен как птица. И попытка запереть его к летку, пусть даже золотую, приведёт к его гибели. Человек останется в клетке жить, а вот художник умрёт.

Этой длинной фразой он резюмировал свое отношение к политике советской власти в этом направлении, и тут же спросил Бокия, хотя ещё минуту назад не хотел этого делать

— А что, Воровский был в войну за границей?

— Кажется да, ответил начальник спецотдела. Точно да. Он с Лениным возвращался. И с Ганецким он знаком очень хорошо - упредил он второй вопрос. - Что мысли на эту тему появились?

— Они никуда и не уходят. Куда же им деться.

— Ты считаешь, что это личная инициатива Урицкого-младшего?

Коля удивился.

— А ему то это зачем? А потом, он что, имеет соответствующие полномочия на такие масштабные действия?

— В нашем хаосе любые полномочия можно получить. Было бы желание. А уж в наших службах - вообще не проблема.

— Нет, мужики, тут дело не в одном человеке, пусть даже сошедшем с ума - Степан наконец кончил прожёвывать свой кусочек.- Я просто чую - за этим стоит чья-то организованная воля. Но Урицкого надо бы допросить.

— Где, в Германии? - Бокий стал наливать следующую порцию.

Было видно, что пить он любит и умеет. Под столом, как заметил Коля стояли ещё две бутылки, но мужики держались молодцом.

— Из Германии его не вытащишь.