JК
Безвыходных положений не бывает :: Санин Владимир Маркович
Страница: 3 из 161Потому что помимо скрытых облаками пяти— и шеститысячников на воздушной трассе Душанбе — Хорог есть еще и Рушанское окно, о котором речь впереди.
И когда погоды нет, Памир закрыт. О нем можно думать, его можно даже видеть, но попасть на него невозможно. И десятки людей долгими неделями сидят на аэродроме в Душанбе, молитвенно глядя на небо. Сидят отпускники-пограничники и партийные работники, ученые и колхозники, снабженцы и студенты — погоды нет для всех. А в Хороге точно так же десятки людей с трогательной наивностью смотрят на небо: они должны попасть в Душанбе, а оттуда — в Москву, Куйбышев и Читу.
Но погоды нет. Облака закрыли Памир на железный замок.
Мне неслыханно повезло — я ожидал погоду всего двое суток. Наутро третьего дня меня разбудили и голосом, каким поздравляют при выдаче ордера на квартиру, сообщили, что над Памиром безоблачно. И через час я летел, удостоенный величайшей чести, доступной на самолете, — командир корабля пригласил меня в кабину.
Незадолго до отъезда на Памир я беседовал с одним знакомым, который вернулся из Швейцарии. Он закатывал кверху глаза и захлебывался от восторга. Он кричал, что видел такие горы, от которых захватывает дух. Ах, эти Альпы! Ах, Монблан!
Самолет набрал высоту, и я засмеялся тихим торжествующим смехом.
И когда погоды нет, Памир закрыт. О нем можно думать, его можно даже видеть, но попасть на него невозможно. И десятки людей долгими неделями сидят на аэродроме в Душанбе, молитвенно глядя на небо. Сидят отпускники-пограничники и партийные работники, ученые и колхозники, снабженцы и студенты — погоды нет для всех. А в Хороге точно так же десятки людей с трогательной наивностью смотрят на небо: они должны попасть в Душанбе, а оттуда — в Москву, Куйбышев и Читу.
Но погоды нет. Облака закрыли Памир на железный замок.
Мне неслыханно повезло — я ожидал погоду всего двое суток. Наутро третьего дня меня разбудили и голосом, каким поздравляют при выдаче ордера на квартиру, сообщили, что над Памиром безоблачно. И через час я летел, удостоенный величайшей чести, доступной на самолете, — командир корабля пригласил меня в кабину.
Незадолго до отъезда на Памир я беседовал с одним знакомым, который вернулся из Швейцарии. Он закатывал кверху глаза и захлебывался от восторга. Он кричал, что видел такие горы, от которых захватывает дух. Ах, эти Альпы! Ах, Монблан!
Самолет набрал высоту, и я засмеялся тихим торжествующим смехом.