День отличника   ::   Кононенко Максим

Мне становится дурно. Я ничего уже не понимаю.

— Да что же это… — бормочу я беспомощно, оглядываясь вокруг.

— Превед, начальнег, [76] — глумливо говорит вдруг один из правозащитников, низенький и юркий, словно бы девушка.

— Это в каком смысле — начальник? — искренне не понимаю я.

— Ты не понтуйся, алё-малё, — говорит вдруг еще один, почти что не видный за плотной завесой табачного дыма, — Зашухарил Маринку-то. Скурвился. К мусорам похилял. Значит — начальник. Оно-то понятно, но хату твою попалили. Попал ты как хрен в рукомойник. Так уж тебе масть легла, пассажир, а нам теперь будут через такой фарт разные джуки-пуки.

— Я… я не понимаю… — бормочу я, не зная, куда деть свои окровавленные руки.

— Да не дуйся ты как хер на бритву, — продолжает правозащитник, — Маза твоя по всему выходит козырная. Вроде не хрюкало, гнать не стал. А то наша шобла — она парафина не любит. Не в падлу тебе выходит твое западло.

— Да ты, Валера, прямо философ! — хихикает юркий, — Андрей Илларионов!

— Хохоталку прикрой, — отвечает ему задымленный правозащитник, — В натуре, я тут этому животному нашу правозащитную натырку даю, а тысвоим дешевым зехером мне все рамсы путаешь.

— Не кипишись, — хихикает юркий, — Я ж по-братски. Слышь, рог, хошь, я тебе пегасик заначу?

Я даже не понимаю сначала, что он обращается именно ко мне.

— Перестаньте, Абрамкин, — произносит Матриарх, — Посмотрите на мальчика. Он же испуган.