День отличника   ::   Кононенко Максим

Беда лишь в том, что правозащитник бессмертен. А вертухай меняется. Собственно, в этом и состоит истинный смысл революции.

— Истинный смысл революции? — удивляюсь я, — Разве же он не состоит в победе свободы и демократии?

— Свобода и демократия — все это лишь слова, — шепчет Рецептер, и я чувствую на своем лице его холодное дыхание, — Ими можно назвать все, что угодно. Равно как и все, что угодно, можно назвать стабилинизмом. А нас интересуют не только слова, но и их суть. И суть эта простая. До революции вертухай был вечен, а правозащитники у него в камере постоянно менялись. Теперь все наоборот — правозащитник вечен, а вертухаи возле его камеры все время меняются. И больше никаких изменений нет.

Я содрогаюсь. Словно бы яркая молния сверкает в моей голове, а равно и в камере. Я прихожу в ужас от страшной догадки. Я, наконец, понимаю слова Рецептера, сказанные мне утром в моем кабинете.

— Но тогда получается, — боюсь я озвучить догадку, — Что раньше в тюрьме сидели правозащиники. А теперь… а теперь получается, что тюрьма — это все, что снаружи камер правозащитников?!?

Но Рецептер молчит. Его словно бы нет.

— Простите… — тихо говорю я, — Здесь есть кто-нибудь?

И тишина. Шум давар. [81]

Я стою в полной темноте под землей в центре Москвы. В одиночной камере подвалов Лубянки. Рядом со мной — сосуд с нефтью. На руках у меня — кровь всей страны. На груди моей горит ожог от хьюман райтс вотч.