Страница:
2 из 4
Я Сологуба еще не знала, но раз где-то мне его показывали.
Это был человек, как я теперь понимаю, лет сорока, но тогда, вероятно, потому что я сама была очень молода, он мне показался старым. Даже не старым, а каким-то древним. Лицо у него было бледное, длинное, безбровое, около носа большая бородавка, жиденькая рыжеватая бородка словно оттягивала вниз худые щеки, тусклые, полузакрытые глаза. Всегда усталое, всегда скучающее лицо. Помню, в одном своем стихотворении он говорит:
Сам я и беден а мал,
Сам я смертельно устал...
Вот эту смертельную усталость и выражало всегда его лицо. Иногда где-нибудь в гостях за столом он закрывал глаза и так, словно забыв их открыть, оставался несколько минут. Он никогда не смеялся.
Такова была внешность Сологуба.
Я попросила, чтобы нас познакомили.
- Федор Кузьмич, вы, говорят, переделали на свой лад мои стихи.
- Какие стихи?
- "Пчелки".
- Это ваши стихи?
- Мои. Почему вы их забрали себе?
- Да, я помню, какая-то дама читала эти стихи, мне понравилось, я и переделал их по-своему.
- Эта дама - я. Слушайте, ведь это же нехорошо так - забрать себе чужую вещь.
- Нехорошо тому, у кого берут, и недурно тому, кто берет.
Я засмеялась.
- Во всяком случае, мне очень лестно, что мои стихи вам понравились.
- Ну вот видите. Значит, мы оба довольны.
На этом дело и кончилось.
|< Пред. 1 2 3 4 След. >|