JК
Из неопубликованного :: Альтов Семен
Страница: 163 из 167Все четко и по команде: «Налево! Направо! Равняйсь! Целую!
Кругом! Стоять! Вольно!» Да, нет шарма, романтики, зато каждый день в одно время. И без выкрутасов!
Правда, с годами команды становятся все короче.
Это тот редкий случай, когда чем выше звание, тем скромнее возможности. Другими словами, генеральша во сне видит сержанта.
Соавторы
А. Ширвиндту
Этой истории почти двадцать лет.
Если сегодня перед Шурой не устоит ни одна уважающая себя женщина, то тогда перед ним не мог устоять и ни один мужчина. Я в том числе.
Мы были немного знакомы, и вдруг во время гастролей Театра сатиры в Ленинграде звонит Александр Анатольевич и говорит: «Приходи, есть разговор!» Я обалдел.
Звонок Ширвиндта уже делал меня знаменитым.
Я влетел в гостиницу «Октябрьская». Шура сидел в кресле с трубкой, по-моему, в халате и сказал дословно следующее: «Хватит заниматься херней, пора писать пьесу!» Сказано было доброжелательным тоном, но мне инстинктивно захотелось щелкнуть каблуками, рявкнуть: «Служу Советскому Союзу!» и броситься писать пьесу. Раз сам Ширвиндт сказал: «Пора писать пьесу» – значит, никаких сомнений в том, что я ее напишу, у меня не возникло.
Вдохновение, внушенное Шурой, распирало. Я вывел на бумаге магическое слово «пьеса». И началось торжество искусства над разумом. Никогда в жизни мне не писалось так легко.
Прелесть пьесы, в отличие от рассказа, в том, что она готова вместить ваш жизненный опыт целиком. А двадцать лет назад опыт у меня еще был.
Кругом! Стоять! Вольно!» Да, нет шарма, романтики, зато каждый день в одно время. И без выкрутасов!
Правда, с годами команды становятся все короче.
Это тот редкий случай, когда чем выше звание, тем скромнее возможности. Другими словами, генеральша во сне видит сержанта.
Соавторы
А. Ширвиндту
Этой истории почти двадцать лет.
Если сегодня перед Шурой не устоит ни одна уважающая себя женщина, то тогда перед ним не мог устоять и ни один мужчина. Я в том числе.
Мы были немного знакомы, и вдруг во время гастролей Театра сатиры в Ленинграде звонит Александр Анатольевич и говорит: «Приходи, есть разговор!» Я обалдел.
Звонок Ширвиндта уже делал меня знаменитым.
Я влетел в гостиницу «Октябрьская». Шура сидел в кресле с трубкой, по-моему, в халате и сказал дословно следующее: «Хватит заниматься херней, пора писать пьесу!» Сказано было доброжелательным тоном, но мне инстинктивно захотелось щелкнуть каблуками, рявкнуть: «Служу Советскому Союзу!» и броситься писать пьесу. Раз сам Ширвиндт сказал: «Пора писать пьесу» – значит, никаких сомнений в том, что я ее напишу, у меня не возникло.
Вдохновение, внушенное Шурой, распирало. Я вывел на бумаге магическое слово «пьеса». И началось торжество искусства над разумом. Никогда в жизни мне не писалось так легко.
Прелесть пьесы, в отличие от рассказа, в том, что она готова вместить ваш жизненный опыт целиком. А двадцать лет назад опыт у меня еще был.