JК
Я гепард :: Данливи Джеймс Патрик
Страница: 1 из 3---------------------------------------------
Джеймс Данливи
Я гепард
* * *
Гостеприимный хозяин провел нас через кухню в гараж, выбрать машину, чтобы развезти по домам. Давайте поедем на синей, сказал я. И мы покатили по дорожке, голые ветки царапали корпус, было три часа утра. Болтали о службе, в армии и на флоте. Один сказал, что его скоро загребут, другой — что свое уже оттарабанил. Сказал, что играл на рояле в военном оркестре, считай, легко отделался. Все равно, сказал Джек, какое унижение.
На обочине кучками лежал снег, и у деревьев немного тоже осталось, с северной стороны. И я сказал, что был на флоте сачком-ударником. Что каждое утро выстраивали десять тысяч человек, и меня в том числе, производили перекличку, а затем сбивали всех в одну темную массу и, нарезая с краев по ломтику, зачитывали наряд на работы. Но меня припахать — кишка тонка. Мы стояли на плацу, а я выскакивал из общей темной массы, уходил в отрыв от белых касок, молнией несся к казармам затеряться среди стен гофрированного железа, слыша за спиной топот десятков ног. Просто восторг. И каждый раз они были наготове, усиливали охрану. И строй слаженно ликовал, когда я рвался к блаженному безмолвию библиотеки, словом, к безделью. А вслед неслись вопли, лови, мол, этого умника, и дежурный офицер психовал с мегафоном на трибуне, исходил на крик: остановите его, ради бога, кто-нибудь, держи гада. Есть такой зверь. Звать гепард. Я бежал быстрее пули, в ушах свистел ветер.
Джеймс Данливи
Я гепард
* * *
Гостеприимный хозяин провел нас через кухню в гараж, выбрать машину, чтобы развезти по домам. Давайте поедем на синей, сказал я. И мы покатили по дорожке, голые ветки царапали корпус, было три часа утра. Болтали о службе, в армии и на флоте. Один сказал, что его скоро загребут, другой — что свое уже оттарабанил. Сказал, что играл на рояле в военном оркестре, считай, легко отделался. Все равно, сказал Джек, какое унижение.
На обочине кучками лежал снег, и у деревьев немного тоже осталось, с северной стороны. И я сказал, что был на флоте сачком-ударником. Что каждое утро выстраивали десять тысяч человек, и меня в том числе, производили перекличку, а затем сбивали всех в одну темную массу и, нарезая с краев по ломтику, зачитывали наряд на работы. Но меня припахать — кишка тонка. Мы стояли на плацу, а я выскакивал из общей темной массы, уходил в отрыв от белых касок, молнией несся к казармам затеряться среди стен гофрированного железа, слыша за спиной топот десятков ног. Просто восторг. И каждый раз они были наготове, усиливали охрану. И строй слаженно ликовал, когда я рвался к блаженному безмолвию библиотеки, словом, к безделью. А вслед неслись вопли, лови, мол, этого умника, и дежурный офицер психовал с мегафоном на трибуне, исходил на крик: остановите его, ради бога, кто-нибудь, держи гада. Есть такой зверь. Звать гепард. Я бежал быстрее пули, в ушах свистел ветер.